Хитрово, казалось, этих слов не слышал, он думал о чём-то своём.
– Знаешь, Григорий Петрович, – наконец сказал воевода. – Пойдём, глянем на щит, мне в голову одна задумка пришла. И ты, мастер, за нами следуй.
При ближнем осмотре двухвершковые горбыли оказались во многих местах пробитыми насквозь. Богдан Матвеевич дотошно осмотрел каждое отверстие, затем промолвил:
– А ведь струг против затинной пищали не устоит.
Догадливый дьяк сразу понял, к чему клонит воевода.
– Не устоит, Богдан Матвеевич! И все воры камнем пойдут на дно.
Хитрово подозвал к себе пушечного мастера.
– Малую пищаль на струг поставить сможешь? – спросил он. – Да так установить, чтобы она могла поразить другой струг.
– Дело не особо хитрое, – ответил мастер. – Смогу, воевода.
– С сего дня и приступай, – сказал Богдан Матвеевич. – Дело спешное и тайное. За эту работу будешь пожалован особо. Дьяк даст тебе нужных людей.
В подгорье на пристани стояли два струга, присланные из Москвы для нужд синбирской крепости. Один из них, совершенно новый, был определён для устройства на нём придуманной воеводой «хитрости», затинной пищали, той самой, из которой Хитрово выстрелил с крепостной стены. Пищаль была не особо тяжела, но весома, несли её с горы вниз четверо пушкарей. Другие тащили дубовые брусья и полосы железа для устройства лафета. Это были плотники, малоразговорчивая мордва, почти не говорившая по-русски.
Работать начали сразу же, и к вечеру затинная пищаль была надёжно укреплена на носу струга таким образом, что могла поворачиваться из стороны в сторону для прицельного боя.
Дали знать об этом воеводе. Богдан Матвеевич не поленился сойти под гору, чтобы лично удостовериться в правильном исполнении своего приказа.
– Всё готово, – сказал пушечный мастер. – Прикажи, воевода, опробовать.
Хитрово повернул затинную пищаль из стороны в сторону, присел, глядя вдоль ствола, нет ли помех для выстрела.
– Нет, – сказал он. – Здесь негоже шуметь. Вот гостевой струг стоит, там чужие лодки. Кто знает, что там за люди. Васятка, отведи плотников, что на струге работали, к дьяку Кунакову. Пусть он их немедля отправит в Карсун и даст для сбережения казаков. Не ровен час, начнут болтать языками. А у воров слух чуткий.
Васятка с плотниками и пушкарями ушёл в гору, а Хитрово остался на пристани, близ реки было тихо, движение воды покоило взгляд и душу. Начальник пристани, стрелецкий сотник, отошёл от воеводы в сторону, дабы не мешать ему предаваться раздумьям.
А помыслить Богдану Матвеевичу было над чем. Из писем Фёдора Ртищева, которые он получал время от времени, но особенно из грамоты государя явствовало, что пограничная служба окольничего близка к завершению. Алексей Михайлович не писал прямо, что ждёт Хитрово в Москве. Но судя по прежним словам царя и намекам Ртищева, его ждала служба во главе одного из московских приказов. Это весьма устраивало Хитрово, одинокая жизнь на границе начала его тяготить, большого государственного дела на Волге не предвиделось, основные события державного масштаба разворачивались на польской границе. Малороссия была охвачена казацким восстанием, нужно было решать судьбу коренного русского града Смоленска. Всё это говорило, что война с Польшей неизбежна.
Внизу, в подгорье, начало темнеть, но Богдан Матвеевич этого не замечал. Из задумчивости его вывело шевеление и покашливание стрелецкого сотника. Воевода недовольно на него глянул.
– Лодка идёт с той стороны, – сказал сотник. – И в ней агаповские казаки. Что-то веселы, поют.