– Не балуй! Ложись рядом и спи, если сможешь.
Светешников запахнул поплотнее шубу и вытянулся рядом с мужиком.
– Ты, видать, барин, – сказал мужик. – Скусно от тебя пахнет.
Надея вдохнул воздух тюрьмы и поперхнулся, это была адская смесь гнили и человеческих испражнений.
– Ничего, – сказал мужик. – Скоро и ты завоняешь.
Долго Светешников потел под шубой, пока не стала всё чаще распахиваться входная дверь, и подсобники приставов, так называемые недельщики, выкликали тюремных сидельцев, кого к судье, кого и к исполнению наказания. Наконец, выкликнули и Светешникова. В подвале зашумели: многим имя было знакомое.
– Ты гляди, какого купчину заарканили!
На крикуна сразу обрушилась с угрозами вся тюрьма. Чужой беде здесь не радовались.
Надея тяжело поднялся, кое-как отряхнул солому с шубы и, качаясь, поднялся по ступенькам. Недельщик подхватил его под руку и повёл по коридору в большую комнату, где разом трудились трое судей. В окне сияло зимнее солнце и отражалось на голом черепе приказного судьи. Перед ним на столе лежала бумага, которую он внимательно читал.
– Что решил, Надея Андреевич? – просил судья. – За тобой недоимка числится по приказу Большой казны. Для тебя заплатить такие деньги – плёвое дело.
– Сколько насчитано?
– Это мы скажем. Так… Брал оный Надея из казны для продажи на Архангельском торге соболей, а также соболиные пупки … всего на 6570 рублей!
– Покойный великий государь патриарх Филарет ещё двадцать лет назад списал мне этот долг.
– А ты внимай, что боярин Морозов, хозяин Большой казны пишет: «…Долг этот по нерадению бывших управителей приказа Большой казны князя Черкасского и боярина Шереметьева не востребован». Словом, плати или пожалуй на правёж! И стоять тебе на правеже за каждые сто рублей месяц, а всего выходит стоять пять с половиной лет. Плати, ведь забьют тебя, старика!
Надея вскинул голову, тяжко глянул на судью и твёрдо промолвил:
– Ежели государи своего слова не держат, то я сдюжу. Ставь на правёж!
«Вот и конец, – подумал Надея. – Дай Бог, чтобы сегодня всё кончилось!»
Светешниковым завладел недельщик, повлёк его к кузнецу, который наложил на руки и ноги Надеи оковы. Затем его вывели на улицу, на ослепительно яркий молодой снег и поставили рядом с другими кандальниками. В ноги к Надее бросился со слезами Фёдор.
– Ведь ты сам решил умереть, Надея! Не делай этого! Заплати окаянникам!
Недельщик ударом ноги отбросил приказчика в сугроб и потянулся губами к уху Надеи: