– Я Ивану Матвеевичу всё поведал.
– Знаю, что поведал. А сам сказать можешь?
Першин опять уставился взглядом мимо воеводы и молчал.
– Брат сообщает, что ты вино горазд лопать. Так? – спросил Богдан Матвеевич и грозно глянул на градодельца.
– Накатывает иной раз на меня эта зараза, – скорбным голосом произнес Першин.
Хитрово думал над судьбой мастерового человека недолго.
– За пианство, если случится, буду нещадно бить батогами. Завтра начнешь обмерять и осматривать острог. Сможешь?
– Смогу, воевода.
– Жить будешь у казаков. Скажи сотнику Агапову, что я велел.
Прохор Першин шёл следом за Васяткой и был премного доволен. Воевода его не прогнал, дал дело, за ним закреплено денежное содержание в двенадцать рублей на год, которые велено получать семье, пока он будет на засечной черте. На последнем он настоял сам, когда давал поручную запись в Разрядном приказе, чем немало удивил Ивана Хитрово. Жена Першина взяла за мужа задаток и дала ему пятьдесят копеек на житьё. С этими деньгами Прохор и прибыл в Карсун.
Казаки толпились подле своей избы вокруг казана с толокном, каждый со своей миской. Васятка отозвал сотника в сторону.
– Воевода велел поместить градодельца к вам, – сказал он. – И ещё велел не забижать мастерового человека.
Агапов недовольно глянул на Першина, мол, что за птица залетела к ним в казачий стан, его казаки были несдержанны на язык, могла выйти свара.
– Где прикажешь его поместить? Ребята спят вповалку, шагнуть негде.
– Содвинитесь, и будет место. Недолго осталось тесниться, скоро весна.
– Пусть живёт, – сказал Агапов и подцепил из чашки, что держал в руке, полную ложку мучной болтанки.
– Вот и добро, – сказал Васятка. – Живи пока здесь. Скоро на Синбирскую гору пойдём, там всем места хватит. Доволен?
– Ты мне, парень, спроворь что-нибудь поесть. Со вчерашнего дня ни крошки во рту не было.
Васятка заглянул в казан с толокном, там уже было все вылизано дочиста.
– Проворно ложками работают! Ладно, пойдём в поварню.