Ветер разогнал тучи, и крупно вызвездило. Ночь обещала быть студёной. «Добрый наст будет!» – обрадовался Сёмка и снова загрустил. Судьба брата во многом была и его судьбой, он её переживал, как свою. Они были погодки, Федька на год старше, видно, бедовая доля ему на роду была написана, вырос беспокойным и азартным парнем, во всем искал край, вот и оступился с обрыва. Гадать, к чему его за душегубство приговорит дума, было не нужно, в любом случае кнута Федьке не избежать, а могут и на веску вздернуть, или решат утопить, как котёнка, в проруби.
Засечная сторожа возникла нечаянно, частоколом брёвен и собачьим брехом. Над низким, наполовину врытым в землю бревенчатым жильём из волокового оконца струился дым и прыскали белые искры. Охотники вошли в избу, и сразу в ней стало тесно. Второй караульщик, по виду чуваш, сидел возле печи и свежевал куницу. Собака сидела рядом с ним и, роняя с языка слюну, ждала, когда хозяин закончит работу и выбросит для неё тушку во двор.
– Укладывайтесь, ребята, – сказал Хренов. – Как забелеет на дворе, я вас шумну.
Все, кроме Агапова, последовали этому здравому совету, упали на земляной пол, завернулись в свои шубы и вскоре запохрапывали, заприсвистывали.
– И часто куница в руки идёт? – спросил Агапов у чуваша.
– Редко, совсем редко, – ответил тот, помещая шкурку на пяла, для просушки. – Те года охота была прибыльней. Распугали зверя, лес валят – гул идёт. Ушёл зверь из этих мест. Белый царь куницу берёт, зайца, белку ему не надо. А где куницу взять?
– Ты вот взял, – сказал Агапов.
– Э-э-э, – пренебрежительно процедил сквозь зубы чуваш. – Третья куница за зиму. А моему двору ясак нужно платить. Чем отдавать?
– Что веру православную не берёшь, тогда от ясака освободят?
Чуваш зло сверкнул на Агапова глазами.
– Освободят на пять лет, а потом дадут тягло вдвое больше ясачного. Эх!
К утру в избе стало душно и смрадно. Задохнувшись под шубой, Сёмка проснулся в испуге, ему показалось, что кто-то его душит. На ощупь, задевая спящих, он добрался до двери и вышел во двор. Хватил морозного воздуха, глянул на блёклые звезды и побрёл обратно. Дверь закрыл неплотно, оставил щель, для продуха. Завернулся в тулуп и закрыл глаза.
Только Сёмка впал в зыбкую дрёму, как рядом кто-то заворочался и, спотыкаясь, полез к дверям. Возле печи звякнула кочерга, Хренов достал уголёк, раздул и запалил сальную плошку.
– Будитесь, ребята, пора!
Собрались скоро, подтянули завязки на одежде и обуви, проверили ножи на поясах.
– Меркота! – бурчливо промолвил Агапов, оглядываясь вокруг. И действительно, было мглисто, морозный туман застилал всю округу.
– Скоро ветерком протянет, – сказал Хренов. – Идти не близко, версты с две.
Все встали на лыжи и пошли за вожатым следом.
За ночь наст крепко подмёрз и легко держал человека. Сёмка решил проверить его на прочность, подпрыгнул, что есть мочи, и обрушился на ледяную корку. Наст провалился, и Сёмка ушёл по колени в жёсткий зернистый снег.
– Не балуй! – зло одёрнул его сотник. – Звери рядом.