Лезу в сумку и достаю подзорную трубу капитана. Поворачиваюсь назад, упираюсь рукой ему в торс для устойчивости и подношу трубу к глазам.
Леандер молчит, сосредоточенный на том, чтобы направлять нос лодки на каждую волну, но я чувствую, как напряженно он ждет объяснений.
– За нами идет шхуна, – наконец произношу я. – Они подняли все паруса, используют ветер по максимуму. Обычно рыбаки так не ходят.
– Может, это почта? Или торговец, который очень спешит?
Опускаю трубу и, повернувшись, встречаюсь с ним взглядом. Он сжимает зубы, прочитав ответ в моих глазах, но я понимаю, что все равно должна произнести это вслух.
– Нет. В этом направлении от берега только Острова… и мы.
ДЖУД. Шхуна «Русалка». Море Полумесяца
Лаския не отпускает меня от себя, а меня так и тянет подальше от нее, на другой конец шхуны. Но стоит мне отойти, как она сразу зовет меня, и я, проглотив очередной приступ морской болезни, занимаю место рядом у перил. Хорошо, что она дала мне ночью поспать, сама, кажется, совсем не отдыхала.
Наш корабль – «Русалка» – больше той лодки, что мы преследуем, но и на ней не так много коек. Одну занял Дазриэль, вторую – помощник капитана. Мне достался гамак. Не думал, что смогу уснуть при постоянной качке, с подступающей тошнотой, когда все вокруг скрипит и раздаются другие непривычные звуки, которые некстати будят воспоминания о возвращении в Мелласею. Неожиданно усталость взяла верх, и я отключился.
Утром кок, выполнявший, как мне кажется, и некоторые другие функции на корабле, приготовил кашу в подвешенном над плитой котле. Здесь используется карданов подвес[17], поэтому котел всегда остается в вертикальном положении над огнем, хотя корабль покачивается из стороны в сторону.
Меня стошнило от одного запаха, а ведь еще минуту назад я чувствовал себя вполне сносно. Свое дело сделали воспоминания о последнем завтраке на борту парохода «Кулак Макеана» и о смерти Варона.
Дазриэль же через несколько секунд пошел за добавкой.
Я должен что-то сказать. Предупредить команду шхуны, пока их работодатели завтракают. Они занимаются парусами, обсуждают, как ловко подобраться к цели. Я чувствую, что должен предупредить, сказать, что люди, которые их наняли, убили уже не один десяток, и они будут убивать снова. Убьют и их.
Вероятно, опасаясь именно этого моего шага, Лаския постоянно держит меня в поле зрения. Но ведь у нее в заложниках моя мать, поэтому я ничего не скажу. Не стоит притворяться даже перед самим собой, что я человек с твердым характером.
Утро плавно переходит в день. Лаския стоит на носу, похожая на гальюнную фигуру. Обеими руками она держится за релинги, словно подгоняет шхуну. Иногда она напоминает мне охотничью собаку, указывающую на загнанную добычу. Она не отрывает взгляд от крошечной лодки у горизонта. По движению губ ясно, что она шепчет одну молитву за другой.
Погода портится с самого рассвета, моряки говорят, что будет гроза.
Я вижу, они становятся подозрительными, понимают, что с Ласкией происходит что-то странное. Эти люди знают море от и до, но эту женщину точно побаиваются. Мне даже жаль, что с нами нет сестры Берис или Руби. Только они способны обуздать Ласкию, хотя сейчас, возможно, это не удалось бы и им.
– Что будет, если они доберутся туда раньше? – спрашиваю я, впервые за много часов нарушая тишину. – Если мы не успеем вовремя?
– Я предусмотрела это до того, как мы выехали из Порт-Наранды, – отвечает Лаския, не отрывая взгляд от точки в море. – Не тревожься, Ваша Светлость. Мы либо сами догоним твоего друга, либо обеспечим ему достойную встречу на месте. На этот раз я не отступлю, пока не увижу его бездыханное тело, можешь быть уверен.
Вновь ощущаю спазмы в желудке, будто по-прежнему лежу в гамаке, раскачивающемся в такт волнам. А ведь у меня не было никаких признаков морской болезни до убийств на кораблях королевского флота. И два года назад по дороге из Алинора ничего подобного не случалось. Получается, причиной тому – многочисленные смерти.