Вой иногда превращался в плач, в редкие всхлипывания маленького ребенка. Изредка он напоминал ветер, заблудившийся в вентиляции.
Саша села на кровати, запустила пятерню в волосы и обнаружила, что от прически не осталось и следа. Потому что она вчера купалась. Потому что не нашла после купания фен. Потому что и не искала почти: фен лежит в трельяже за правой дверкой. Но она туда не заглянула: искала фен сначала в туалете, сигарета за сигаретой убивая пачку «Явы», потом на балконе, щелчком указательного пальца запуская окурки в звездное небо.
Окурки не долетали.
Потом она совсем забыла о фене, сняла кофточку, стянула джинсы и носки — все это кинула в стиральную машинку. Укладываясь спать, поняла вдруг, что купалась как есть, в одежде; мысль показалась забавной, и Саша уснула с улыбкой на губах.
В вентиляции кто-то выл.
Зевая и потягиваясь, Саша прошлепала в кухню. По пути глянула в зеркало — волосы стали разноцветными: черными с рыжеватыми пятнами — и поспешно отвернулась.
В кухне было грязно; на белом раскладном столике, на нарядной, в жирных пятнах, скатерке подгнивали остатки вчерашнего (позавчерашнего?) ужина, там же стояла пустая бутылка из-под шампанского и пепельница с горкой недокуренных сигарет.
Помнится, она успевала сделать одну или две затяжки, а потом сигарета будто тяжелела на несколько килограммов, и Саша кидала ее в пепельницу. Дрожащими пальцами вытягивала из мятой пачки новую, прикуривала от бытовой электрозажигалки. Втягивала в себя никотин вместе с запахом горелой бумаги. Во время одной из таких затяжек сломала о зажигалку ноготь. Сунула палец в рот, откусила ноготь, выплюнула его на пол. Не задумываясь. Без сожаления.
В углу около мойки стояло нарядное, с синим ободком, фарфоровое блюдце. В нем было полно молока — почему-то Саше это показалось важным. Она присела на корточки и макнула в блюдце палец, поднесла его ко рту и облизнула: молоко скисло.
В вентиляции кто-то выл.
Саша вытянула из-под стола табурет — он был в пятнах от кетчупа, — подвинула его к мойке и забралась наверх. Кетчуп неприятно лип к босым ногам, но Саша старалась не обращать на это внимания; ухватившись за угол навесного шкафчика, потянулась к «окошку» вентиляции.
Решетка была вырвана «с мясом» и болталась теперь на одном шурупе. Наросты бурой пыли и паутины сталактитами нависали над мойкой. Саша бросила взгляд вниз и среди грязных тарелок увидела еще два шурупа. Четвертый куда-то пропал.
Балансируя на ненадежном табурете, Саша встала на кончики пальцев и заглянула в вентиляцию. Оттуда пахнуло сыростью и пушистой домашней пылью; Саша с трудом сдержала чих. Некоторое время она пыталась разглядеть хоть что-нибудь в темном отверстии. Не получалось: глаза слезились и не желали видеть.
В вентиляции кто-то тихонько всхлипывал.
— Егор… — шепотом позвала Саша.
Плач в ответ, тоненький и писклявый: так плачет маленькая девочка, у которой отняли любимую куклу.
— Егор, я налила тебе свежего молока, — солгала она.
Тишина.
— Егор, ты слышишь меня?
Из вентиляции заорали бешено, но в то же время с надрывом, срываясь на высокие ноты; потом крик превратился в нечто, похожее на визг испуганной женщины.