— С Колей разошлись, что ли?
Саша вздрогнула; затряслась вместе с рукой и чашка, пролился на деревянный стол вкусный липовый чай.
— Мой домовой воет, — сказала она, отставляя чашку в сторону.
На Новый год Егор связал им шерстяные носки. Разноцветные и нелепые, совсем не по размеру; они надели их на ноги в то же утро и уселись на диван — смотреть телевизор. Ноги вытянули к электрическому камину, чтобы Егор видел — носки там, где им надо быть по закону. В темном углу за стенкой удовлетворенно зашуршали. Коля и Саша переглянулись и улыбнулись друг другу. Потом Саша положила голову Коле на плечо — она смотрела в телевизор, но думала только о том, как же счастлива.
За окном стылое небо давило на заснеженный город, ветер кидал мокрые снежинки в лица прохожим — а они были здесь, вместе, и домовой уютно возился неподалеку.
Это было месяца четыре назад. Или четыре с половиной?
Сейчас одна пара носков валяется в стиральной машинке, а вторая и вовсе куда-то запропастилась.
— Это плохо, — покачала головой Иринка, — очень плохая примета. Тебе надо срочно принимать меры, подруга. — Она легонько коснулась Сашиной руки. — Вой домового — к смерти. Чем-то ты ему не угодила. А домовой — существо злопамятное, никогда не простит. Травить надо. Потом поздно будет — разойдется, и десять волшебников его не выкурят. Главное, как говорит мой шеф, не запускать.
Саша молчала.
— Ты не думай, ничего сложного нет! Я сама уже пятого домового меняю, все им не так что-то, все бесятся. Звони ноль-шесть, гремлинам, и уже вечером домового не будет. Ребята действуют расторопно, перекроют вентиляцию и пустят туда специальный газ: полчаса и полный порядок. Поверь мне, я уже пятый раз…
Чашка полетела на пол, туда же отправился и стакан с белой сиренью — Иринка отскочила вместе со стулом в сторону, спасая дорогой брючный костюм, а Саша выбежала на улицу, нырнула в туман и звонко зацокала каблучками по гладким камням-булыжникам.
— Чокнуууууутаааа…
Оказавшись в своем квартале, Саша остановилась. Прислонилась к каменному бортику и попыталась отдышаться. Смотрела на ползущие к берегам клочья тумана над холодной, по-утреннему серой водой.
Где-то за спиной возмущалась Иринка. Где-то за спиной выл домовой Егор.
К Саше подошла дворняжка, помесь спаниеля с беспородщиной, обнюхала ее ногу и зарычала сквозь зубы, отойдя назад. Саша безразлично посмотрела на псинку, та зарычала громче.
К собачке уже спешил мальчишка лет восьми. На нем были теплые серые брюки и полосатый свитер под горло, спутанные маслянисто-черные волосы торчали во все стороны. Мальчик подхватил дворняжку на руки, не испугавшись, что измажется в грязи, и сказал, извиняясь:
— Вы не обращайте внимания. Булька добрая. Если она рычит, значит, с человеком что-то не так. Вам черная кошка дорогу случайно не перебегала?
— Почему ее зовут Булька? — спросила Саша.
— Это я придумал, — похвастался мальчишка. — Я ее спас. Она в речку, когда еще щенком была, забралась, глупышка, а плавать не умела, хоть на спаниеля и похожа. Визжала и булькала вот так: буль-буль-буль. Вот и… — Он вдруг насупился и, не выпуская рычащую собачку из рук, попятился. — Вы извините, я пойду. Мама не разрешает с незнакомыми разговаривать. До свидания!
— Пока, — прошептала Саша, наблюдая за убегающим мальчишкой.