Их отношения развивались очень быстро; она влюбилась в Колю в первый же день, влюбилась в его глаза и сильные руки. В его насмешливый голос, который умел быть ласковым и нежным. Уже через неделю они на двоих сняли квартиру с домовым — хозяева божились, что добрее существа не сыскать. Не врали. Егор был существом покладистым: по ночам не шумел, иногда даже готовил завтрак. Все, что ему нужно было, — блюдце с молоком каждый вечер. Показываться Егор не любил: за все время Саша его ни разу не видела.
Через полтора месяца наступил Новый год, и они праздновали его все вместе — втроем. Саша была счастлива. Думала о замужестве. Проходила мимо зеркала и, стесняясь перед собой, смотрела на живот — мечтала о ребенке. Ждала, когда Коля сделает предложение, — все к тому шло.
Впервые за много-много лет она была счастлива, не хотела вспоминать детство и юность. То время, проведенное в глуши, в деревне, когда на нее, серую мышку, никто не обращал внимания.
Дома выл домовой.
Саша заткнула уши и крикнула с порога:
— Заткнись! Я не боюсь! Я сейчас позвоню в Службу, и они тебя… они…
Саша заплакала, не раздеваясь, села на пол и зарыдала.
Дверь сзади захлопнулась, а Саша смотрела на обкусанные, сломанные ногти — когда-то она специально растила их. Для Коли. Потому что он как-то обмолвился, будто любит девушек с длинными ногтями.
А еще она красила волосы в рыжий цвет — для него.
Вой стих, и Саша перестала плакать. Шмыгая носом, посмотрела вправо — дверь в кухню была приоткрыта.
Она встрепенулась: показалось, что за витражным стеклом мелькнула тень.
— Егор? — тихо спросила Саша; правой рукой схватилась за дверной косяк, левой уперлась в пол, помогая себе встать.
За мутным стеклом рядом с расплывчато-серым столом темнело чернильно-размытое пятно.
С минуту ничего не происходило. Потом пятно метнулось к двери; Саша, запаниковав, подскочила с пола и, повернувшись лицом к кухне, попятилась в зал. Кухонная дверь скрылась за углом, стало не так страшно — Саша немного успокоилась. А потом сердце ее будто сжала ледяная лапа — потому что кухонная дверь скрипнула.
Не разбирая дороги, Саша развернулась, нечаянно смахнула с трельяжа телефон, косметичку и фотографию в рамочке и нырнула в спальню. Захлопнула за собой дверь и прижалась к ней спиной.
Было тихо.
Потом в прихожей яростно и хрипло завыл домовой; и вой его теперь напоминал волчий; на ум приходило заснеженное, вспаханное, но не убранное поле; седой, старый и одинокий волк; кроваво-красная луна над ним. И ни одной звезды.
Вчера, когда она швыряла окурки в небо, там не было звезд; небо казалось зимним: сквозь серо-черную муть из мглы выглядывал краешек полной луны. Саша стояла на балконе в легкой кофточке, а где-то сзади выл домовой.
— Я помню, — сказала Саша, — я вспомнила. Это ведь вчера началось, правильно, Егор? Или даже не вчера… позавчера? Нет, кажется, позавчера ничего еще не было. Позавчера я просто не пошла на работу. Я вышла на балкон и разорвала все
Домовой завыл громче.