Поезд тронулся.
Это было примерно месяц назад.
Когда Саша открыла глаза, уже стемнело. Ей показалось это странным: только-только было утро, а тут — на тебе. Она поднялась; ноги болели, и Саша сняла туфли. Откинула их в сторону, а потом посмотрела на окно и сразу поняла, почему темно.
Окна не было. Ветки сирени, словно плющ, пробились сквозь кирпич и дерево, затянули окно так, что почти не было щелей. Сирень продолжала расти прямо из стены, закрывая последние отверстия, окончательно пряча окна.
Саша бросила дверь; подошла к окну и провела пальцем вдоль ветки — она отозвалась едва ощутимой дрожью. Пол усеивали лепестки, подгнившие и влажные. Пахло почему-то не сиренью, а чем-то сладковато-приторным. Мерзко пахло.
Последний лучик света заплутал в ветках, и стало совсем темно. Саша толкнула ветки обеими руками — они прогнулись внутрь, но неохотно. Посыпалась штукатурка, сорвались последние лепестки.
Вдалеке — наверное, опять в кухне — плакал домовой. Саше стало страшно. Она кинулась к шкафу; рылась в нем вслепую, разыскивая фонарик. Обнаружила его на самой верхней полке и, замерев от страха — вдруг батарейки сели! — нажала на кнопку. По комнате заплясал светлый кругляш. Саша направила его на дверь — дверь была закрыта крепко. Домовой выл далеко.
— Ты меня не напугаешь! — крикнула Саша.
Она открыла дверь и посветила фонариком в комнату напротив — там тоже было темно. Балконную дверь медленно, но верно затягивали голые ветки сирени. Мертвые лепестки липли к полу.
«Главное, не запускать», — вспомнила Саша Иринкины слова и посветила на входную дверь.
Саша проснулась из-за кошмара: показалось, что кто-то душит ее. Она открыла глаза и долго лежала в полной темноте не двигаясь. Горло саднило, а расцарапанные в кровь пальцы ныли. Вчера она пыталась освободить от зарослей сирени входную дверь. Не вышло.
На мизинце правой руки Саша нащупала уцелевший ноготь и отгрызла его. Левой рукой вытащила из-под простынки фонарик и крепко сжала в руке. Долго не зажигала, чего-то ждала; было тихо. А это значит, что домовой где-то рядом. В двух шагах. Стоит и смотрит на нее, готовый напасть в любой момент.
— Егор… — шепнула Саша темноте.
Тишина.
— Егор… прости меня…
Справа зашуршало, и Саша подскочила на кровати, зажгла фонарь и долго светила им во все стороны, но так никого и не увидела. Лепестки сирени покрывали теперь весь пол. Вместо стен и потолка была сирень.
Никого.
Саша еще долго сидела на кровати, продолжая бездумно нажимать кнопку. Потом свет фонарика потускнел; пятнышко из белого превратилось в грязно-желтое, и Саша выключила фонарик.
В темноте было слышно, как бьется ее сердце.
А потом завыл домовой.