— Хорошо, хорошо, прекрасная госпожа. — Лаэ быстренько захлопнул дверь. Залязгал ключ в замке, словно найл не Ласточку запирал, а от Ласточки запирался.
Через некоторое время Лаэ принес петуха. Яркого, рыжего с зеленым, нанизанного на стрелу, как на вертел.
— Это же Горлан бабки Леши! — поразилась Ланка. — Он пуще ворона хитрый, никто его добыть не мог. Щавлик аж головой клялся, что самого сожрет, а перо с хвоста в шапку воткнет. Как же тебе-то удалось?
Лаэ хмыкнул.
— У Щавлика теперь ни пера, ни шапки, ни головы. А как добыл… Я одного из наших попросил, мы всю деревню обошли, все сараи прочесали. Кур таки нет, а этот красавец заорал к половине четверти, как петухам положено. А нашего я не просто так просил, у него удача вот тут спрятана, — Лаэ растопырил два пальца, указательный и средний. — Как раз в промежутке. Стрелковая удача. Ему сам Аранон Арфист струною пальцы заплетал.
— И что, теперь твой приятель промаха не знает? — Радель, то засыпавший, то просыпавшийся, повернулся на шуршащих мешках. — Ваши барды такие сильные колдуны?
— Некоторые, любезный сэн, — уважительно ответствовал найл. — А Аранон — король бардов, ему тысяча лет. Он великий волшебник. Если уж он удачу струной от своей арфы примотает, вовек ее не потеряешь, удачу свою. Главное — струну не потерять.
— Что же, к какому месту примотать, то место удачливей прочих окажется?
— Удачливей, любезный сэн, но не за счет прочих. За счет самой удачи, что сбежать не может.
— А, вот это дело! Польза немалая, должно быть. — Радель негромко хохотнул. — А скажи мне, добрый юноша, на какой же член все больше удачу прикрепляют?
Лаэ опять хмыкнул:
— Да вы же знаете ответ, любезный сэн. Два члена у человека в жизни самые важные. Десница и тот, что между ног.
— Интересно, — Радель приподнял бровь. — А ты бы который выбрал?
Лаэ пожал плечами.
— Никоторый. Я бы голову выбрал.
Лорд Гертран расхохотался, но тут же сморщился и скрипнул зубами, неловко двинувшись. Ласточка, потрошившая ощипанного петуха, дернулась было к больному, но Лана уже поправляла постель, помогая милорду улечься поудобнее.
— Ты, парень, непрост, я смотрю. — Радель отдышался и снова разулыбался. — Говоришь складно, хоть и найл, и акцента не слышно. Ты ведь благородной крови?
— Мой отец Лайго Экель, по прозвищу Горностай.
— Экель? Погоди, ты найгонец? Из Леуты?
— Пока в Леуте сидел Сагарэ Аверган, отец был в изгнании. Мать с сестрой погибли, а меня он вывез. Служил у Кадора Тернского ровно десять лет, потом вернулся. Я в Даре большую часть жизни прожил, от того и говорю складно.