Я сплю.
Ломило ладони, плечи, ребра и под вздохом — ни глотка воздуха не схватить.
Занозистые доски пола тошнотно затряслись, норовя разъехаться и выронить его в пустоту. Кай рванулся, лязгнули цепи, больно вывернуло руки.
Стук…
Снова спиной и головой о горбатые доски.
Скрииип. Скрииип.
Вертится колесо.
Колеса.
Кричит и завывает толпа на площади.
В многоголосый рев просачиваются каплями слова того, кто стоит сейчас на вершине башни.
О чем… они там беседуют. Старый филин и темнота за оборачивающимся по кругу краем башни.
Тень во тьме, повторяющая все изгибы развевающегося на ветру штандарта, то и дело меняет очертания, плывет. Но ее присутствие невоможно не ощутить.
Она там, наверху. Неутолимая жажда, нацеленная, как стрела. Жажда, которая с равным согласием впитает золотую и алую кровь.
Кровь своих и чужих, ребенка, лошади, рыцаря, возьмет крошечную жизнь лесной птицы. Кай знал это.
Сила, подобная урагану, собиралась вокруг башенного парапета, свиваясь в тугую пружину.
Разум, холодный и бесстрастный, пытается сдержать ее, заговаривая наполненную снежными хлопьями полночь.
И в самом ее сердце соткался безмолвный ответ.
— Лед…уже…никогда… не ляжет.
Радостные крики толпы. Зычный голос глашатая. Вой ветра. Скрежет железа.
Я не хочуууу!