Радель замолчал, стало слышно, как булькает суп в котелке, как потрескивает и осыпается в камине торф. И как воет ветер снаружи, сотрясая старые ставни. И как галдят и ссорятся над крышами вороны.
Вороны проснулись? Уже рассвет?
Ласточка потерла лицо, тряхнула головой. Действие чудьего молочка закончилось, тело ныло и гудело от усталости. Она с трудом поднялась, хватаясь за поясницу. Подошла к окну, откинула рогожу. Выдернула комок ветоши, затыкающий щель в ставнях. Внутрь потек сырой белесый воздух, пахнущий снегом, разбавляя угарную духоту в комнате.
Рассвет был синим, как асулинский кобальт. Окно смотрело на юго-запад, на ровную васильковую синь без оттенков. Угол стены и башня расплывались чернильными кляксами, кромки заснеженных крыш существовали только в воображении, глаз не различал грани снега и неба. Ворот отсюда не разглядеть, виднелась лишь яма двора в лоскутьях времянок и дно ямы, темно-голубое, как небо, еще не тронутое ничьими сапогами.
А, уже тронутое. Наискось по двору спешила чья-то фигура в развевающемся плаще. В вороньи крики и посвист ветра вплелся знакомый звук. За стенами трубили рога.
— Милорд! — Ласточка обернулась от окна. — Слышите? Я же говорила, что сэн Соледаго вас не бросит!
.
Пожалуйста, не уходи… хотел сказать Кай, но он уже засыпал и распухшие от поцелуев губы едва шевельнулись.
Сладковатый вкус марева вязал рот. Слабый-слабый, еле уловимый, ускользающий привкус отравленного молока.
В голове было пусто и звонко, словно рухнули стены или разлетелась стая нетопырей, угнездившихся там давным-давно.
Кай закинул руки за голову, даже не стараясь сдержать разъезжающуся на пол-лица улыбку. Облизнулся. Прикрыл глаза.
Потом сообразил, что валяется на каких-то тряпках в комнатушке настолько тесной, что сапоги торчат в коридор, не давая двери закрыться.
В коридоре слышался недовольный голос Ласточки, выговаривающей то ли страже у комнаты ее разлюбезного лорда, то ли еще кому.
Мары болотные, лежу здесь, как девка с задранным подолом… Надо встать, что ли… Неплохо будет, если мои люди найдут своего лорда в таком виде…
Губы разъезжались.
Паутина на потолке свисала клочьями. Ее шевелил сквозняк.
Вот она ходит там по коридору, его хорошая, и ей нужно то и се, пятое и десятое. Лаэ наверное с ног сбился.
Требовательная она очень, его хорошая.
Она хочет, чтобы огонь горел в очаге, и варился суп, и чтобы простыни были чистыми.
Он разрушает.