Ревелль

– Что такое? – В его словах звенела надежда.

Нана растянула губы в фальшивой улыбке с мастерством, хорошо отработанным за долгие годы в лучах всеобщего внимания.

– Да нет, мальчик мой, ничего. Просто слишком резко встала, когда пошла открывать дверь.

Врет.

– Твоя мама была такой красавицей. И отец… – Она заговорщически улыбнулась Джеймисону. – Теперь понятно, в кого ты такой.

Джеймисон все еще ждал, затаив дыхание.

– Значит, вы их не узнаёте?

– Не могу сказать ничего определенного. – Она протянула ему снимок. – Рада бы помочь, да нечем.

Я внимательно смотрела, как она теребит многочисленные кольца на пальцах. Что-то знает.

– Джеймисон – сирота, – сказала я. – И этот приют ему знаком. Он знает, что на заднем дворе висели качели из старой шины.

Только выходец из семьи Ревелль мог заметить на лице Наны короткую вспышку раскаяния.

– Покопаюсь в старых записях, поищу. Вдруг пригодится.

– Спасибо. Вы не представляете, как это для меня важно. – Он поцеловал протянутую руку. – Хотите, посмотрю протечку на крыше?

– Нет нужды беспокоиться. Всякий раз, стоит только ее починить, белки растаскивают черепицу в каком-нибудь новом месте.

– Давайте все-таки попробую. Это самое малое, что я могу для вас сделать.

– Было бы очень любезно с твоей стороны. – Ее улыбка была искренней, но в ней сквозила печаль. Мне хотелось задействовать свою дополнительную магию, попытаться разглядеть, что скрывает Нана, но я понимала, что в этом нет нужды – бабушка всегда охотно делилась со мной своими мыслями.

Джеймисон замешкался в дверях, но я махнула ему:

– Иди, догоню через минуту.

С полной надежды улыбкой, от которой мне слишком сильно стеснило грудь, он вышел.

Нана потерла руку там, где он поцеловал: