Я почувствовала, как вспыхнули мои щеки. Это был самый настоящий удар по ведьмовской гордости. Когда считаешь, что неплохо владеешь магией и вдруг видишь такое, все собственные достижения представляются незначительными.
Генгема с Бастиндой прекрасно понимали мои чувства, а это делало унижение вдвойне унизительным, если такое возможно.
Остаток дня прошел скомканно и странно. Ведьмы посмеивались и подначивали: "Хотя, возможно, ты права, и твоя помощь не пригодится".
Уже глубокой ночью я лежала в кровати, слушала монотонные, ритмичные песни влюбленного сверчка, поворачивалась с боку на бок и никак не могла разгадать секрет волшебства.
Это сводило с ума. Когда ночь стала не такой чернильно-черной, я немного остановила бег мыслей и погрузилась в зыбкую дрему.
Мне снилось, что голем убежал и Генгема с Бастиндой собрали всех обезьян и полетели за ним в погоню. Они пустили по следу оборотня, но он никак не мог ничего учуять, потому что фарфор не имеет выраженного запаха.
***
Я проснулась оттого, что мама тронула меня за плечо.
— Что случилось? — спросила я.
— Матильда, хочешь узнать секрет голема? — тревожным шепотом спросила она.
— Хочу.
— Вот. Открывай, и тогда все узнаешь…
Мама вложила в мою руку конверт с красной сургучной печатью, на которой был оттиснут сложный магический символ. Все еще окутанная дремой, я держала письмо, поворачивая его так и сяк. Адресовано мне, Матильде, дочери Бастинды.
— Который сейчас час? — спросила я.
— Самое время, — сказала ма.
— Не указано "от кого". Кто может рассылать письма с секретами создания големов? Откуда оно у тебя?
Глубоко внутри сонно заворочалось седьмое чувство.
— Слишком много вопросов, — нетерпеливо сказала ма и резко дернула меня за руку.
Ведьма никогда просто так ничего не отдает, это базовый инстинкт. Послышался треск рвущейся бумаги. Из треснувшей печати повалил сизый дым.
Я отбросила конверт, и через секунду он вспыхнул синим пламенем от моего заклинания.