Коварная, злобная императрица обольстила молодого императора своими порочными прелестями, развела с добродетельной женой. А теперь подло и коварно избавилась от него, как и от оклеветанной, невиновной Софии. И бедная маленькая падчерица — точно следующая жертва.
— Тетя Юли, ты пришла! — У девочки — глаза Евгения. Такие же глубокие и черные.
Только вряд ли он был таким беззаботным — даже в эти годы. Его отцом был Борис.
— Пришла, — вымученно улыбнулась Юлиана. — Разве я — не твоя фея-крестная?
— Говорят, ты — моя мачеха? — доверчиво глянула Вики. Будто в самую душу. — Это плохо?
И что теперь сделать с тем, кто говорит?
— Нет. Само по себе — нет. Мачехи, как и другие родственники, бывают и добрыми, и злыми, и равнодушными. Да, я — твоя мачеха. Вторая жена твоего отца. И твоя двоюродная тетя. И твоя крестная. Всё сразу.
— Я боюсь засыпать. Мне снится плохое.
Злые мачехи? Или добрые, предупреждающие слуги? Как много ей уже успели разболтать об исчезновении отца?
— Давно?
— Нет. Но началось еще раньше, чем пропал папа.
И ребенок никому ничего не сказал. Или сказал только любимой няне? Надо будет повыспросить.
Или Вики поделилась еще и с Евгением, просто Юлиане тот не счел нужным рассказать?
— Я положу тебя рядом с собой.
Если Евгений не вернется, одинокое ложе станет верным спутником Юлианы на годы, если не навечно. Если она вообще сможет представить рядом другого мужчину. Вот посмеялись бы любые враги. И все, кто славят ее самой дорогой куртизанкой Мидантии.
Сама ведь себя таковой назвала. Даже Евгению.
Ладно, хоть не дешевой.
— А папа скоро вернется? — доверчивые-доверчивые глаза.
Зачем ты вырастил дочь таким беззащитным цветком, Евгений? Зачем когда-то бедная мама растила такой маленькую Юли?
— У него срочные дела, дорогая, — Юлиана провела рукой по мягким, как пух, локонам. — Их нельзя было отложить или поручить другим. Но мы его обязательно дождемся. Не будь я твоей мачехой-крестной.