Но разгульный Фредерик был отравлен — и благородный Арно власть Регента не удержал. Кровью — своей и чужой — захлебнулось отчаянное восстание против тирании. Многие погибли, судьбы других — безвозвратно искалечены. Тогда одну из многих — Ирию Таррент — смели с ратной доски. Кто такая эта лиарская девчонка? Их ведь еще остается две или три. А если и нет — кому таких жалко? Всегда найдутся другие знатные семьи. Там полно новых девчонок. Да еще и покрасивее. А потом и следующие подрастут.
И были бы жирные земли и знатный титул, а уж владельцы-то им найдутся. Всецело преданные новой власти. А то и кровью с ними повязанные.
Чей-то горький плач из-за спины привлек внимание. Из примыкающей к роскошному будуару скромной комнатки служанки. Едва знакомой. И горничной, и ее каморки.
И не у кого спросить, кто прежде жил в комнате Ирии. Какая-нибудь родственница Герингэ?
Ирия давно отвыкла от любой прислуги. В долгом пути-дороге. И в запертой камере. Почти как Эйда — в холодной северной келье. Когда умеешь готовить на лесном костре и стирать в ледяных лесных ручьях, уж точно не нужна помощь в одевании. Особенно если наряд на тебе — мужской.
Но чужое горе отвлекает лучше любого утешения. Проверено. Пора пить лекарство, помолвленная графиня.
Миг — и Ирия уже там. Юная горничная тонкую дверь не заперла. Слишком молода.
— Госпожа! — ахнула она, когда Ирия обняла ее, гладя по голове. По белокурым вьющимся волосам. Сейчас — растрепанным.
— Ш-ш-ш. Что случилось? Рассказывай.
— Я… я не смею! — огромные темно-голубые глаза красивы и зареванными. Особенно, когда полны затаенной надежды.
Служаночка вообще симпатичная. В меру пухленькая, а где надо — стройненькая. У Ирии никогда так не получалось.
И этот взгляд с поволокой. Даже сейчас что-то от него сохранилось… Только мужчин здесь нет.
— Я н-не смею… Вы… меня прогоните…
Конечно же, она смеет. Многие посмеют, если уговаривать. Особенно если дверь забыла прикрыть не нечаянно. Почти.
Причина горьких слез — молодой наглоглазый конюх Джим. Белобрысый разбитной малый уже успел перемигнуться с половиной столичных служанок каждого особняка, где служил. И с большей их частью — не только перемигнуться. С теми, что посмазливее. Как горько рыдающая сейчас Джейн.
— Когда дядя узнал, что у меня будет ребенок, он велел Джиму на мне жениться. А Джим не хочет. У меня ведь приданого мало, и вообще… А я его люблю…
Мари, где прежние планы пристроить тебя за тогда еще живого Пьера? Хорошо, нашлась хоть сама. И маленький. И как же Тереза обрадовалась… Кто бы мог прежде предположить?
— Джейн, он будет гулять от тебя направо, налево и прямо. Да всё по мягким сеновалам, — вздохнула Ирия.
Служаночка аж реветь прекратила. Только голубые глаза вылупила на нежную, целомудренную графиню. Помолвленную с всё еще женатым мужчиной, кстати.
— Я его люблю… — лепечет глупая девчонка.