Поп ждал Ксенофонта на крыльце с замком в руке.
– Пришлось ради тебя солгать, диакон, – сказал Никифор. – Дьяк Кунаков спрашивал, зачем запирать колокольню. Сказал, что кто-то по ночам шарится. Ловок ты на колокольню лазать! Поглядим, как знаешь службу.
Богослужебный чин Ксенофонт знал назубок, а басовые распевы диакона умилили попа до глубины души.
Никифор и Ксенофонт так увлеклись, что не заметили, как промелькнул день, и в храм прибежал могильщик:
– Батька! Тебя ждут покойники!
В этот день умерли восемь человек. Они лежали на деревянном помосте, один рядом с другим. Рядом стояли Коська Харин и его подручные, заметно во хмелю.
– Шапки бы поснимали, ироды! – сказал Ксенофонт. – Это ж не брёвна, а люди.
Ярыжные и не подумали подчиниться диакону, а Коська смрадно начал лаяться и медведем пошёл на Ксенофонта. Никифор затрепетал от обуявшего его страха и не смог даже двинуться с места. Однако ни кровопролития, ни драки не случилось. Диакон ухватил, как куль, нависшего над ним Коську и бросил в пустую могильную яму. Его подручные, спотыкаясь и подскальзываясь на комьях глины, кинулись врассыпную, а из ямы доносилось повизгивание низвергнутого туда синбирского палача. Вокруг никого не было, и поп с дьяком опустили покойников в могилу, присыпали их слоем песка и глины.
– Надо бы вынуть Коську из ямы, – робким голосом произнёс Никифор.
– Пусть сидит! Если хочешь, доставай его сам, – сказал Ксенофонт. – Я не буду марать об него руки.
– Как же я его, борова, вытяну? Он меня утянет к себе.
– Вот и пусть сидит, – усмехнулся диакон. – Пойдём, батька, уху хлебать.
Тем же вечером Богдан Матвеевич почувствовал себя зябко и неуютно от звона в голове. Он лёг на лавку, накрывшись шубой, и попытался уснуть. Сон пришёл, но был недолгим. Хитрово откинул шубу, сел на лавку, в голове звон стал ещё слышнее. Он коснулся ладонью лба, посмотрел на неё, она стала мокрой от пота. На зов господина явился Васятка, и тот велел ему позвать Кунакова. Дьяк немедля пришёл и вопрошающе посмотрел на воеводу.
– Как на дворе, Григорий Петрович? – спросил Хитрово.
– Льёт, как из решета, – ответил дьяк. – Конца и краю ненастью не видно.
– Я, кажется, захворал, – сказал Хитрово. – Смотри тут за всем в Синбирске, пока я отлежусь. И пришли ко мне Ерофеича.
Дьяк шагнул к воеводе и взял его руку.
– Да у тебя горячка! – воскликнул Кунаков. – Вот беда! Годи, Богдан Матвеевич, я сейчас! А знахаря не зови, залечит, как Першина.
Вскоре дьяк вернулся с сумой и, присев на лавку рядом с Хитрово, достал из неё небольшой мешочек.
– Что это? – спросил Хитрово.