Начальные люди обступили игрушечный град с великим любопытством, дивуясь умению градодельца изобразить в малом великое.
– Надо же! Одним топором сотворил такую лепоту! – с чувством доброй зависти сказал приказчик Авдеев.
Тихонько протолкавшись между людей, к городу просунулся отец Никифор, увидел игрушечную церковь и накинулся на Першина:
– Ты что, плотник, без ведома церковных людей Божий храм ставишь? Почто церковь одноглава?
– Что не так? – смутился градоделец. – Церковь она и есть церковь, а место для нее определено самое видное, посреди града.
– Я не о месте пекусь, – сказал Никифор. – Храм во имя Святой Живоначальной Троицы должен быть треглав.
Этого Першин не ведал, потому еще больше смутился и виновато глянул на воеводу.
– Никифор прав, – сказал Хитрово. – Храм будет поставлен о трех главах. Сможешь, Прохор?
– Прежде не ставил, но смогу, – ответил Першин.
– Вот и добро. Ставь, да с отцом Никифором совет держи.
Начальные люди продолжали рассматривать игрушечный город, а Никифор поспешил к месту ночлега. Сегодня ему предстояло совершить важное дело – освятить закладку первой башни Синбирской крепости. Памятуя об этом, он проснулся с первым утренним бликом и начал приготовляться. Рукодельница Марфинька и на струге не бездельничала, сшила из полученного на Казенном дворе сукна фелонь, которую Никифор еще вчера примерил и остался ею премного доволен. Он спешно облачился в нее и епитрахиль, взял священные предметы и поспешил к месту закладки башни.
Игрушечный городок воеводе понравился, и он велел оставить его, под присмотром караульщика, на весь день доступным для работных людей, пусть смотрят, дивуются и знают, что им предстоит сделать на Синбирской горе.
Работы на крепости шли с рассвета, с Крымской стороны ров и вал были уже наполовину сделаны, пора было приступать к возведению рубленого города, и Хитрово с начальными людьми направился к волжскому берегу.
Возле ямы стояли готовые срубы, дубовые для основания башни и сосновые для ее надземной части. Хитрово заглянул в яму, она была глубока и широка, в лицо пахнуло холодком и сыростью.
– Все ли готово? – спросил Богдан Матвеевич.
– Люди на месте, можно начинать, – сказал дьяк Кунаков.
Все вокруг встали на колени. Отец Никифор зажег три восковых свечи на стольце перед иконой и, возглашая молитву, стал совершать каждение перед образом Святой Живоначальной Троицы. Запахло ладаном, все люди молились. Затем приказчик Авдеев приблизился к стольцу и положил на него камень, на котором было начертано, что он освящен и положен в основание Синбирской крепости. Отец Никифор, окропляя камень освященной водой, провозгласил: «Боже Вседержитель, сотворилый небеса, утверди град Синбирск на твердом камне, основай по Твоему Божественному, Евангельскому гласу, ее же ни ветр, ни вода, ничто не повредите! Яко Твоя Держава, и Твое есть Царство и Сила, и слава Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно, и вовеки веков!»
Приказчик Авдеев взял закладной камень, по лестнице спустился в яму и прикопал его на дне. Отец Никифор подошел к яме, окропил, с молитвой, её и ближайший к ней дубовый сруб. Плотники взяли вшестером аршинной толщины дубовое бревно со сруба, закрепили его верёвками на двух блоках и бережно опустили в яму. За ним уложили в яму еще три бревна – первый венец боевой башни.
Богдан Матвеевич подошел к священнику, который собирал со стольца священные предметы.
– Как устроился, Никифор?