– Как, Никифор, доехал? – спросил Богдан Матвеевич. – Стрельцы не обижали?
– Спасибо, боярин. Доехали хорошо. А стрельцы вели себя смирно, Нефёдов их в кулаке держал.
– Это точно, что в кулаке, – согласился Хитрово. – Такого страховидного громилу на Москве второго не сыщешь. Ты, я вижу, с семейством прибыл. Это хорошо, значит, бежать не думаешь?
– Как бежать! – всполошился Никифор. – Я это место из рук патриарха Иосифа получил. Ртищев боярин и твоя милость этому способствовали. Я сюда пришел до тех пор, пока Господь не призовёт меня, грешного.
Хитрово улыбнулся, поп был прост, как малое дитя, верил каждому слову, даже сказанному в шутку.
– Годи! Никифор, – остановил он попа, готового поклясться перед иконой, что из Синбирска не убежит. – Надо помыслить, где тебя поместить на время. Васятка!
Слуга был рядом.
– Призови ко мне Першина.
– Мне бы не хотелось кого-нибудь утеснять, – робко сказал Никифор.
– Не о тебе речь, а о жёнке с дитём. А теперь поведай, как там Ртищев, Неронов?
– У благочинного Неронова я жил, с окольничим Ртищевым прощался. Он твоей милости грамоту послал через меня. Боже, а я ведь чуть не запамятовал! Тут тебе еще грамотки от Ивана Матвеевича и боярыни Марии Ивановны.
– Экий ты, Никифор, человек! – Хитрово от волнения даже приподнялся с кресла. – Я жду эти грамоты, а ты держишь.
– Помилуй, боярин! Вот они, – Никифор протянул Богдану Матвеевичу прочно увязанные в кожу свитки. – Эх, Богдан Матвеевич! Не хотел я тебе худую весть доносить, но придётся.
– Что такое? Говори!
– Худо на Москве. В день моего отъезда стрельцы и народ бунт учинили. Плещеева, Траханиотова и Чистого толпа разнесла в клочья, их дома сожгли, от этого случился великий пожар.
– А что государь? Что с ним? – Хитрово вскочил с кресла и схватил попа за плечи.
– Великий государь цел. Люди злы на бояр.
– Как боярин Морозов?
– Не ведаю, господине, – тихо сказал Никифор. – Бунтуют и другие города.
Из сказанного попом Богдан Матвеевич понял, что его худшие опасения подтвердились. Самоуправство Морозова, сбор с битьём недоимок по налогу на соль, воровские слухи о подчинении царя боярам привели к народному возмущению и бунту. «Видимо, в Москве великий переполох случился, – подумал Богдан Матвеевич, – раз не могли известить меня о бунте».