Появление «голосов» часто может быть связано с какими-то травмирующими событиями в раннем детстве. Возможно, что-то подобное произошло и в жизни Сократа. Слова философа в платоновском диалоге «Крито» о том, как отцы физически наказывают своих нерадивых сыновей, наводят на мысль, что примерно так же поступал и его отец Софрониск. Похоже, Сократ не слушался отца и проявлял нежелание заниматься ремеслом каменотеса. А потому можно предположить, Софрониск, наблюдая, как Сократ раз за разом отлынивает от работы каменотеса или скульптора, мог подвергнуть его физическому наказанию.
В этом случае психологическое воздействие на интеллектуально развитого и эмоционально чувствительного юношу могло быть очень сильным. В дополнение к естественной заботе о собственном комфорте и физическом благополучии Сократ должен был испытывать чувство стыда за то, что игнорирует желания отца. Подобные переживания могли способствовать возникновению того самого «внутреннего голоса», который, как Сократ утверждал, скорее предостерегал его от неверного поступка, чем подталкивал к неким действиям. Но Сократ, как он обоснованно утверждал, сумел превратить это состояние в нечто дающее ему особые преимущества. С учетом, разумеется, религиозных представлений, существовавших в тех местах и в то время.
Умение обращаться с услышанными голосами встречается и в современных наблюдениях за людьми в подобном состоянии. Но в случае с Сократом присутствует дополнительный и, по-видимому, связанный с тем же симптом: его способность замирать в трансе на длительные периоды времени. Диагнозы наподобие «каталептического припадка» можно было бы истолковать как патологическую к тому предрасположенность. Однако следует учесть, что Сократ, благодаря полученному еще в ранние годы тренингу в атлетических упражнениях и танце, обрел несложную способность переносить физические нагрузки при столь длительных замираниях.
Во фрейдистской психологии это может быть увязано с велениями жесткого «суперэго» или с угрызениями совести. Но как бы мы ни психологизировали возникновение «внутреннего голоса» у Сократа, все это, скорее всего, вызывало беспокойство и тревогу у близких к нему людей, да и у самого мальчика. Юный Сократ должен был осознавать свое отличие от товарищей, чувствовать себя среди них не на своем месте 30. Вероятно, это также приводило к тому, что он не особо умел знакомиться как с другими мальчиками, так и, возможно, позднее с девушками, которых его семья могла подыскивать, имея в виду последующую женитьбу. В ряде пассажей из платоновских «Диалогов» Сократ прямо указывает на то, что его даймоний мешает ему заводить дружбу 31. Особенно с молодыми людьми с выраженными политическими амбициями, которые стремятся к богатству и славе, а не к самосовершенствованию и истине.
Кроме того, наличие у человека психологического заболевания само по себе могло заклеймить его позором. И не важно, было ли это связано с божественным промыслом или с органическими причинами. Медицинская мысль в Древней Греции того времени двигалась в новых направлениях: в медицинском трактате, написанном примерно в год смерти Сократа, подробно описаны симптомы эпилепсии, которую автор с долей эвфемизма называет «священной болезнью».
Примерно в том же плане Платон приводит в своем диалоге «Федр» рассуждения Сократа о «мании» как о безумии. При этом философ утверждает, что многие его формы, включая любовь и стремление к мудрости, являются не отрицательными, а положительными, творческими и дарованными богами. Излагая подобную аргументацию, Платон вполне мог иметь в виду существовавшие в то время весьма суровые и враждебные суждения по поводу психических заболеваний. Тем более что они могли быть направлены против его почитаемого учителя, проявлявшего симптомы необычного и тревожащего окружающих поведения.
Однако в одном случае большинство греков считало само собой разумеющимся представление о том, что «божественный глас» может быть подлинным источником истины. Такими были слова жрицы-прорицательницы Дельфийского оракула в храме Аполлона. Пифия – так ее называли – избиралась из числа местных молодых девушек и была допущена во внутреннее святилище храма Аполлона. Она впадала в исступленное состояние или в транс, что вызывалось, как считается, галлюциногенными парами 32, подымающимися из расщелины под тем местом, где она сидела. И в этом состоянии пифия передавала пророчества оракула всем вопрошающим, прибывавшим сюда со всего греческого мира и из-за его пределов.
Сотни предсказаний записаны в относительно отшлифованной поэтической форме. Но, скорее всего, предсказания самой пифии 33 были темны или загадочны по смыслу, а потому обычно требовали толкования со стороны хорошо подготовленных и надлежащим образом оплачиваемых дельфийских священников – жрецов храма Аполлона.
Одним из главных эпизодов в истории жизни Сократа стало признание его мудрости Дельфийским оракулом. В платоновской «Апологии» Сократ описывает это следующим образом:
«Свидетелем моей мудрости, если только это мудрость, и того, в чем она состоит, я приведу вам бога, который в Дельфах. Ведь вы знаете Херефонта. Человек этот смолоду был и моим, и вашим приверженцем, разделял с вами изгнание и возвратился вместе с вами. И вы, конечно, знаете, каков был Херефонт, до чего он был неудержим во всем, что бы ни затевал. Ну вот же, приехав однажды в Дельфы, дерзнул он обратиться к оракулу с таким вопросом. Я вам сказал: не шумите, о мужи! Вот он и спросил, есть ли кто-нибудь на свете мудрее меня, и пифия ему ответила, что никого нет мудрее. И хотя сам он умер, но вот брат его засвидетельствует вам об этом…» 34.
Тот раздававшийся во время слушаний в суде шум, который упоминает Сократ, говорит о том, что история с оракулом не всем афинянам была по нраву. Что, впрочем, неудивительно, учитывая то особое положение, которое эта история придавала Сократу. Однако публичное упоминание о ней, а также представление брата Херефонта в качестве свидетеля ее правдивости показывают, что все это не было просто выдумкой, а хорошо всем известным, хотя и спорным эпизодом в жизни философа.
В пересказе Платона деликатно умалчивается тот факт, что Сократ присутствовал при изречениях Дельфийского оракула. Аристотель утверждал, что Сократ сам посетил Дельфы 35 и что именно начертанный на храме Аполлона девиз «Познай самого себя» впервые побудил его начать задавать вопросы и вести изыскания.
Ответ оракула имел для Сократа огромное значение и послужил толчком к принятию им решения стать философом, задающим вопросы. И далее он говорит в своей речи:
«Услыхав это, стал я размышлять сам с собою таким образом: что бы такое бог хотел сказать и что это он подразумевает? Потому что сам я, конечно, нимало не сознаю себя мудрым; что же это он хочет сказать, говоря, что я мудрее всех? Ведь не может же он лгать: не полагается ему это. Долго я недоумевал, что такое он хочет сказать; потом, собравшись с силами, прибегнул к такому решению вопроса: пошел я к одному из тех людей, которые слывут мудрыми, думая, что тут-то я скорее всего опровергну прорицание, объявив оракулу, что вот этот, мол, мудрее меня, а ты меня назвал самым мудрым. Ну и когда я присмотрелся к этому человеку – называть его по имени нет никакой надобности, скажу только, что человек, глядя на которого я увидал то, что я увидал, был одним из государственных людей, о мужи афиняне, – так вот, когда я к нему присмотрелся (да побеседовал с ним), то мне показалось, что этот муж только кажется мудрым и многим другим, и особенно самому себе, а чтобы в самом деле он был мудрым, этого нет; и я старался доказать ему, что он только считает себя мудрым, а на самом деле не мудр. От этого и сам он, и многие из присутствовавших возненавидели меня. Уходя оттуда, я рассуждал сам с собою, что этого-то человека я мудрее, потому что мы с ним, пожалуй, оба ничего в совершенстве не знаем, но он, не зная, думает, что что-то знает, а я коли уж не знаю, то и не думаю, что знаю. На такую-то малость, думается мне, я буду мудрее, чем он, раз я, не зная чего-то, и не воображаю, что знаю эту вещь. Оттуда я пошел к другому, из тех, которые кажутся мудрее, чем тот, и увидал то же самое; и с тех пор возненавидели меня и сам он, и многие другие» 36.
Уже в детстве Сократ считал себя необычным, тем более если учитывать те странные состояния, когда ему слышался некий внутренний голос. Принятое им в молодом возрасте решение проверить слова оракула сделало философа непопулярным среди тех, кто возмущался его нескрываемыми претензиями на высшую мудрость.
Ощущение изолированности возникло у Сократа не только как результат осознания своего внутреннего голоса, но и после признания его мудрости Дельфийским оракулом. Именно это, похоже, придало ему решимости вопреки всему, вопреки любым трудностям, с которыми ему еще предстояло столкнуться, продолжить начатую им жизнь исследователя.
А возможно, существовал еще один дополнительный, личный фактор, поддержавший решение Сократа ступить на сулящий одиночество путь философа. То была встреча с красивой, умной и загадочной женщиной, которая, возможно, и отвергла его. С женщиной, уже известной нам под именем Диотимы в «Пире» Платона, про которую Сократом было сказано, что «она научила меня всему, что я знаю о любви». Речь идет об Аспазии из Милета.
Глава шестая
Тайна Аспазии
Платоновский диалог «Менексен» долгое время оставался сложной, а для некоторых и раздражающей загадкой. Диалог начинается с рассказа Сократа о том, как он встречает молодого человека по имени Менексен, идущего из зала заседаний Совета на афинской Агоре. Менексен рассказывает Сократу, что присутствовал на собрании, на котором должны были выбрать оратора для произнесения надгробной речи, но выбор так и не был сделан. Менексен говорит, что решение будет принято на следующий день, и предполагает, что избран будет Архин или Дион. О последнем ничего не известно, а первый был активным политиком в 403 г. до н. э. (Это позволяет предположить, что дата написания диалога может быть соотнесена примерно с тем же временем.)
ebooksa