– Тогда у тебя будет крайне ограниченный выбор женихов, – сухо заметила Ханна. – Но мне кажется, главный вопрос в том, любит ли он тебя.
– Конечно, любит! – Прервавшийся было поток слез Этель возобновился.
– Он так и сказал? Этими самыми словами? Он сделал тебе предложение? Никакой ошибки нет?
– Да, – призналась Этель, опустив голову, – вчера. Но я знала и раньше.
– Тогда какого черта ты рыдала вечером, когда мы с Рут вернулась с прогулки? Ты должна была прыгать от радости, девочка!
– Но пришел отец и наговорил о мистере Пилгриме ужасных вещей, и миссис Спенсер-Смит уверяет, что он нехороший человек. По ее словам, он распространяет о вас небылицы, поскольку боится, что вы сами расскажете о нем. Что вы что‐то о нем знаете. Но вы ведь не знаете, правда, мисс Моул? Вы говорили, что никогда не видели его до вечеринки у Спенсер-Смитов, – это он мне так сказал, но кому мне верить?
Ханна сидела на кровати, глядя на свои сложенные руки, и несколько минут ее больше занимали мысли о Лилии, чем об Этель или о себе.
– Значит, ты рассказала миссис Спенсер-Смит все, что обо мне слышала?
– Да. Я не хотела, но так вышло.
– Еще бы! – кивнула Ханна и улыбнулась, представив себе ужас Лилии: та наверняка немедленно поверила в виновность кузины и так же мгновенно среагировала, чтобы защитить собственную репутацию при помощи намеков на маленькие тайны мистера Пилгрима.
– Только, мисс Моул, не лгите, чтобы меня утешить, – взмолилась Этель.
Ханна уже приняла решение, и эти смелые слова облагородили задачу, которую она перед собой поставила. И хотя мисс Моул сомневалась, что мистер Пилгрим достоин девушки, которая их произнесла, она не собиралась поддаваться сомнениям.
– Ты можешь продолжать любить его, – сказала она. – Он не солгал тебе – во всяком случае, в том, что касается меня, – и вряд ли хоть раз совершал то, что назвал бы грехом. Вот что случилось на самом деле. Видишь ли, мистер Пилгрим затаил на меня обиду. Однажды я захлопнула дверь у него перед носом (и сделала бы это снова); хуже того: я над ним посмеялась. Он не может мне этого простить, но если он тебя любит, то в его интересах позаботиться о тебе и избавиться от меня. Он не хочет, чтобы я причинила тебе вред, и я его не виню. Я никого не виню. Какая в этом польза?
– Значит, не было никакой кузины Хильды? – робко спросила Этель, желая удостовериться в совершенстве мистера Пилгрима, прежде чем уступить своей радости.
– Не во плоти, – пояснила Ханна, – хотя во всех остальных смыслах она существовала. Но теперь она исчезла, и ее дела последуют за ней. Зло, которое творят мужчины… – Она замолчала и через мгновение тихо добавила для себя одной: – Впрочем, это не было злом.
Мисс Моул не смотрела на Этель, но чувствовала на себе ее завороженный взгляд, как на новый вид человека: женщину, которая казалась хорошей, всегда приходила на помощь, когда в ней нуждались, и тем не менее призналась в бесчестии без извинений и оправданий.
– Я должна сказать отцу, – с трудом выдавила Этель.
Ханна резко подняла голову.
– Не вижу в этом необходимости, – возразила она, подумав о Рут, которая сейчас смеялась над пантомимой и гордилась обществом Уилфрида.
– Но разве вы не понимаете, я должна. Это только справедливо по отношению к мистеру Пилгриму и ко мне. Миссис Спенсер-Смит будет говорить о нем всякое. Это может его погубить!