Мисс Моул

22
18
20
22
24
26
28
30

– Если ты вставала с кровати, чтобы открыть дверь, почему заодно не взяла спички?

– А дверь была не закрыта, – сообщила Рут.

– Ясно, – сказала Ханна. Ее восхитила стратегия девочки и ее ловкие объяснения, поэтому, зажигая лампу, экономка еле сумела скрыть подергивание губ, норовивших растянуться в довольную улыбку. – Но на будущее, – строго предупредила она, – я сама буду зажигать ночник, когда ты ложишься спать.

– Лучше на десять минут позже. Тогда вы могли бы и газ заодно привернуть. Я не люблю его выключать. Приходится вставать и проверять, все ли я правильно сделала. Несколько раз. А у вас было так же?

– У нас в доме не было газа. Внизу лампы, наверху свечи. А в лунные ночи я и свечу не зажигала. В деревне не закрывают окно спальни шторами, и госпожа Луна может заглянуть в комнату, если захочет. Мне нравилось следить, как она влачит свои юбки над верхушками деревьев. И когда она проплывала мимо, вслед ей ухали совы. – Ханна поправила одеяло на худеньком тельце затихшей Рут. – Спи. Спокойной ночи.

– Пожалуйста, мисс Моул, закройте на минутку дверь! – торопливо попросила девочка.

Ханна повиновалась и, вернувшись к кровати, вознесла благодарность за ночи своего детства, проведенные в голой спальне с покатой крышей и открытым окном, безо всех этих кружевных занавесочек и венецианских штор. Ей даже стало жалко Рут, которая медленно проговорила:

– А я вот никогда не слышала, как кричит сова.

– Боюсь, на Бересфорд-роуд совы не живут.

– Да, их здесь нет. – Девочка помялась, глядя на Ханну, будто хотела о чем‐то спросить, но заговорила совсем о другом: – А вы ездите к себе домой на праздники?

– Это больше не мой дом. Ферму продали, когда умерли отец с матерью, двадцать лет назад.

– Двадцать лет! Но тогда, – малышка закрыла глаза и наморщила лобик, – вы, наверное, давно с этим свыклись.

Ханна поняла, что Рут думает о смерти и о своей маме. Вот и ответ на вопрос, который экономка не могла задать Роберту Кордеру. Горло болезненно сжалось, и она позавидовала любви Рут, явно ничем не омраченной. Память о такой любви следовало лелеять, но Ханне Моул было отказано в этом.

Она глубоко вздохнула.

– Не думаю, что привыкнуть к чему‐то – лучший способ справиться с потерей. – И продолжила, не столько для Рут, сколько для себя самой: – Ведь так мы обесцениваем чувства и память. А ими нужно пользоваться как можно чаще. – И повеселевшим голосом добавила: – К тому же я потеряла не всё: у меня остался крошечный кусочек фермы, небольшой коттедж с фруктовым садом. Я была не в силах расстаться с домом окончательно, однако после того, как все долги были выплачены, на большее средств не хватило.

– Тогда в отпуске вы сможете поехать туда и снова послушать сов!

– Нет, увы, не могу, – покачала головой Ханна.

– Почему?

– Коттедж сдается.

– О, ясно. Жаль. Но зато вы получаете деньги.