Леандер поворачивается, садится на край кровати и наклоняется, чтобы расшнуровать ботинки. Он молчит, и я не могу придумать, что сказать, чтобы нарушить неловкую паузу. Он делает это первым.
– Мне ложиться на одеяло или можно под?
– Под, – милостиво разрешаю я и снова краснею. А потом принимаюсь разбирать прическу, сделанную Хэлли, чтобы хоть чем-то себя отвлечь, когда Леандер забирается под одеяло рядом.
Потом мы лежим, смотрим в потолок с разводами от протекшей воды, прислушиваемся к дыханию друг друга и привыкаем к тому, что находимся совсем рядом. По крайней мере, я точно.
– Киган правда не торопится, – замечает Леандер. – И я его понимаю.
Я поворачиваюсь и вижу на губах привычную улыбку. Удивительно, но на этот раз я не ощущаю раздражения, даже внутреннее напряжение слабеет. Это Леандер. Все как обычно.
В комнате становится тихо. Я никак не могу привыкнуть, что он так близко, я ощущаю каждое движение, каждый шорох, шевеление одеяла. Чтобы увидеть его, достаточно лишь немного повернуть голову. Он будто чувствует мои мысли. Одно движение, и я буду в его объятиях. Но мы оба остаемся недвижимы.
Сначала мне кажется, что я не смогу заснуть, но усталость медленно наваливается, теплая и расслабляющая, как одеяло, и не оставляет места ни для чего другого, кроме сна. Сейчас не время для гнева, заставлявшего бурлить кровь, как тогда, когда я шла от лестницы клуба к танцующему Леандеру. Не время для боли, которую я испытала, когда сказала, что он не должен целовать меня, ведь так будет неправильно. Все же мне не удается прогнать мысль о том, что завтра он исчезнет из моей жизни, и, возможно, я буду жалеть, что последние часы мы провели молча. Мне даже не приходится думать, что сказать, слова приходят на ум сами собой и складываются в вопрос, на который, как мне кажется, я знаю ответ.
– Леандер?
– Ммм?
– Что ты делал в порту в тот день, когда мы встретились впервые? Почему ты прятался за той грудой ящиков?
Он отвечает не сразу.
– Я сбежал, – наконец признается он.
– Как сегодня вечером, – говорю я, и это не вопрос.
– Пожалуй, – соглашается он. – Иногда… столько всего наваливается…
– Чего?
– Не пойми меня неправильно, есть люди, которым хуже, чем мне, конечно. Но сложно жить, когда на тебя постоянно смотрят все, кто находится в помещении, это как… сидеть в клетке. Благодаря принадлежности к семье у меня есть немало привилегий, но от меня и многого ждут. А свободы сделать что-то в жизни настоящее, по своему желанию, у меня мало.
У меня невольно вырывается смех.
– И ты, конечно, многое хотел сделать.
– Если бы я только раньше знал, что могу, исполнил бы все желания.