«Эмма» плавно идет по лазоревым тропическим водам, разрезая легкие волны. Солнце согревает нас, ужасы прошедшей ночи почти забыты.
– Вижу проход между скалами, – кричит с носа Киган, и Селли крутит штурвал, а я иду к парусам. Стоит нашей лодке повернуть, как до меня доносится ворчание Селли. Поворачиваюсь в сторону и вижу в бухте черную шхуну.
Двигатель ее не работает, она покачивается на волнах, удерживаемая якорем. Она больше нашей «Эммы»: такая будет разрезать волны, словно острым ножом.
Селли сжимает штурвал и произносит почти шепотом:
– Седьмое пекло, может, поищем другое место, где можно сойти на берег?
Я смотрю на шхуну, словно зачарованный, и качаю головой.
– В дневнике четко сказано, что это единственное.
Киган задумчиво оглядывается.
– Они не оставили караульного. Возможно, на борту никого нет. Или они нам не враги. Могла твоя сестра узнать новости и отправить другого для жертвоприношения?
– Все возможно, – говорит Селли, но не похоже, что она в это верит. – Надо действовать быстро. Сходим на берег. Там больше места для маневра. В любой момент на палубе может кто-то появиться и нас увидеть.
Мы выполняем отдаваемые шепотом приказы и разворачиваем «Эмму» против ветра, убираем паруса и бросаем якорь. Я с волнением жду лязга толстой цепи, как на наших яхтах, но Селли берет толстый канат с привязанным якорем и бросает в воду. Тот скрывается бесшумно, а «Эмма» продолжает покачиваться из стороны в сторону. На палубе шхуны никого не видно.
До берега придется плыть, поэтому мы выбрасываем за борт рыболовную сеть, чтобы спуститься по ней. В нос бьет отвратительный запах прошлых уловов, окутывает, словно ядовитое облако.
С видом, не допускающим комментариев, Селли расстилает на палубе непромокаемый рыбацкий плащ, быстро раздевается до нижнего белья и складывает вещи. Ботинки она тоже снимает, связывает шнурки, чтобы повесить на шею, когда будет плыть.
Я замираю, словно парализованный. Краем глаза вижу, что Киган делает то же самое, и принимаюсь теребить пуговицу на рубашке, которую никак не могу расстегнуть. Стараюсь при этом смотреть в сторону и не думать о кремовой коже длинных ног Селли.
В голове звучит голос Августы:
Я понимаю, что и Киган, и Селли, скорее всего, заметили, как я смотрел на нее, поэтому, спускаясь в воду, пытаюсь шутить по поводу своих физических данных. Но быстро замолкаю и сжимаю губы – отвратительный запах вызывает кашель, который я стараюсь сдержать. Так мне и надо.
Киган передает мне сверток с одеждой и сумку с дневником, а я передаю все Селли, как единственному опытному пловцу.
Она плывет на спине, держа плечи над водой, и время от времени оборачивается и смотрит на шхуну, стоящую в бухте рядом с нашей небольшой лодкой. На ней не заметно движения, ситуация не меняется и в момент, когда мы достигаем берега и ступаем на черный песок.