– Я сюда не только по твоему делу приехал. Великий государь повелел мне извести воров на Переволоке. Гость Гурьев и другие челом бьют, что на Самарской Луке не стало проходу от воров. Что скажешь?
– Эх, Богдан Матвеевич, – сказал Свешников. – Не с теми силами ты явился. Сюда надо приходить с пятью десятками стругов с воинскими людьми, да и то мало будет.
– Не твоего ума дело, как воевать! – осерчал Хитрово. – Ты мне скажи, такого вора, как Лом, знаешь?
– Как же, слышал.
– Вот он мне и надобен. В первую очередь по челобитной гостя Гурьева велено Лома изловить и лишить жизни! Буде попадутся иные, то с ними поступать так же.
– Пойдём, Богдан Матвеевич, в усадьбу, а по дороге я помыслю, чем тебе помочь.
Хитрово и Светешников сели на коней и пустились в обратный путь. Хозяин ехал в глубокой задумчивости, а Богдан Матвеевич поглядывал на Волгу и корил себя за то, что прогневался на него и обидел. Ещё в Синбирске он понял, что без помощи владельца Усолья ему не найти воров, и вот не выдержал, сорвался. «Не сдержан стал, – журил себя Хитрово. – И всё оттого, что тороплюсь в Москву. А промашку мне допускать нельзя, оступлюсь и смажу всё, что мной сделано почти за два года на границе».
Светешников на окольничего не обижался, он окрик воеводы воспринял как должное и тоже упрекал себя, что нечаянно начал учить человека, стоявшего неизмеримо выше его по знатности.
Занятые каждый своим размыслом, они доехали до усадьбы, спешились, и Светешников, усадив Хитрово на лавку под шатром крыльца, сказал довольно неуверенным голосом:
– Есть одна худая мыслишка, Богдан Матвеевич. Вчера люди Курдюка поймали подле пристани бродягу. Говорят, что он уже шатался вокруг Усолья. Я велел посадить того бродягу в яму.
– Ну и что сказал он?
– Розыска ещё не вели. Сегодня не до того было.
– Веди в тюрьму! – приказал Хитрово.
– Курдюк! – крикнул Светешников. – Поди сюда!
Вместе с десятником подошел и Сёмка Ротов, рожа от пересыпа у него была мятой.
– Гляжу, здоров ты спать, полусотник! – сказал Хитрово.
Тюрьма была неприметной и поднималась из земли на половину человеческого роста. Но первое впечатление было обманчивым, внутри она оказалась не тесной, в две комнаты. В передней комнате стоял стол и лавка, в полу был вделан очаг, с потолка свисали верёвки и цепи. Хитрово это не удивило, у него в калужской усадьбе было точно такое же заведение, и оно редко пустовало.
Курдюк загремел железным засовом, открыл дверь, выволок из камеры тщедушного мужичонку и бросил его к ногам окольничего.
– Кто будешь? – спросил Хитрово.
– Я? – бродяга встал на четвереньки. – Калика перехожий. Иду туда, куда ветер дунет.