– Иди, – предложила она Дорис, – я сама помою посуду. Можешь погулять, но в половине одиннадцатого, и ни минутой позже, чтобы была дома. И не забудь поблагодарить своего молодого человека за печенье.
Экономка аккуратно составила в стопку тарелки, собрала объедки для кошек мистера Самсона и первым делом вымыла и вытерла серебро, пока оно не пошло разводами. Методично, но механически перетирая ножи и вилки, Ханна думала о том, какая же она дура: дура, что приехала в Рэдстоу, потому что любила этот город, и еще бо́льшая дура, что рассказала о своем коттедже. И хотя она знала, что владение недвижимостью произвело впечатление на работодателя, знала мисс Моул также и то, что его любопытство ни за что не удовлетворится ее скупыми сведениями.
– Дура, дура, дура, – приговаривала она, заталкивая тарелки в сушилку. Она не могла уехать в коттедж, а если бы и могла, у нее не было денег на еду и отопление. Она злилась на себя и за то, что ничего не знала о заговоре, в который вступили за обедом Рут и Говард. Понятно, что они защищали Этель, но от чего? Да еще оба так увлеклись, что чуть не возбудили подозрения у отца. Что ж, Ханна обязательно узнает, в чем дело. Она умела выведать все, что хотела знать, пусть свои секреты ей трудно было хранить. Мало заботясь о деньгах, мисс Моул знала их освобождающую ценность для духа и сейчас искренне пожелала, чтобы фарфор у нее в руках превратился в золото.
Тут она услышала, как Рут зовет ее, но не откликнулась.
– Если я ей так нужна, пусть придет и пригласит лично, – пробормотала она. – Ни на минуту не может оторваться от своего благословенного дядюшки.
Но Рут, вынужденная делить чувства между разными людьми, была верным ребенком.
– Вы здесь, мисс Моул, дорогая? – спросила она, вбегая в кухню.
– Да, и дорогая мисс Моул очень занята.
– Но мы ждем вас, чтобы открыть подарки! Дядя Джим спрашивал, почему вас нет, и Говард приготовил кое-что, вам обязательно понравится!
– Нет-нет, это семейное дело. Я приду позже.
– Но, Моули, с вами я чувствую себя счастливее, и мне намного спокойнее! А Этель такая дура, того и гляди разревется. Полагаю, ей не представился случай переговорить с мистером Пилгримом или проповедник был нелюбезен. А может, так сестрица выражает восторг. За обедом мы чудом не попались, правда? Не представляю, что сказал бы отец, узнай он, что Этель была на службе в приходе мистера Пилгрима, да еще в Рождество!
Ханна тоже не представляла, но ее больше интересовало мнение мистера Пилгрима о внимании Этель, а еще огорчала ясность, с которой Рут видела слабости сестры.
Глава 27
Миссис Спенсер-Смит обычно устраивала вечеринку двадцать седьмого декабря, и никто из прихожан молельного дома, надеющихся на приглашение, не договаривался на эту дату о других встречах, пока надежда не истаивала окончательно. В День подарков проходило увеселительное мероприятие в приходе, требующее присутствия всей семьи вместе с Дорис, и Ханна осталась дома одна. Позже ей предстояло оглянуться на тот уединенный вечер и увидеть его как оазис, в котором она отдыхала между двумя сценами в спектакле или долгими переходами в пути. Будто зная, что лежащая впереди дорога окажется труднее, мисс Моул в полной мере воспользовалась антрактом и, сидя у камина, читала одну из книг, совершенно неожиданно присланных мистером Бленкинсопом. Дядя Джим и Говард долго гуляли вдвоем за городом, и Ханна предположила, что они обсудили дела Кордера-младшего и составили план действий. Сама она больше ничем не могла помочь, но решила испробовать новую линию поведения с преподобным: предстать перед ним человеком понимающим и таким образом снять бремя его негодования с тех, кто неспособен вынести гнев главы семьи.
– Но у меня ничего не получится, – грустно сказала она, зная, как далеко расходятся у нее дела с намерениями, однако затем, припомнив свой дурной поступок по отношению к миссис Кордер и укоризненный, полунасмешливый взгляд наперсницы, на который наткнулась в кабинете ее супруга, Ханна решительно отвергла мысль о неудаче. Сам Роберт Кордер делал все возможное, чтобы помочь ей. Он стал очень учтив с тех пор, как узнал, что она богатая дама, владелица собственности, а Ханна не сочла нужным пояснять, насколько мало и бедно ее имущество. Возможно, хозяин разделял ее желание быть добрее или был разочарован по той же причине, что и она, – из-за настойчивого стремления произвести впечатление, а поскольку двум таким людям ужиться в одном доме невозможно и один непременно должен уступить, то именно Ханне, льстившей себе, что обладает превосходным зрением, следовало отойти в сторону, пока преподобный слепо рвется вперед. Тем не менее он тоже был человеком по-своему неглупым. Он хранил молчание по поводу мистера Самсона до нынешнего вечера, когда вскользь упомянул, что заходил к старому джентльмену, и при этом намекнул, что миссис Кордер всегда прятала свет под спудом и не распространялась о своих добрых делах, каковые он с радостью продолжил бы творить при возможности. Однако что прилично было совершать жене священника, для незамужней леди, возможно, является не совсем подходящей работой.
– Никогда не считала общение работой. Я просто нравлюсь соседу! – воскликнула Ханна.
– Это был комплимент? – вкрадчиво спросил проповедник.
– Миссис Кордер тоже ему нравилась.
– Если вы все хорошенько обдумаете, мисс Моул, то, уверен, заметите разницу, – ответил мистер Кордер, и Ханна с огромным трудом удержалась от замечания, что привязанность мистера Самсона к ним обеим основывалась на пристрастии старика к тем, кого он называл неудачниками, кто не приспособлен к жизни, и что добрые дела миссис Кордер по отношению к соседу шли во благо самой жене священника. Ханна с нетерпением предвкушала рассказ мистера Самсона о беседе с ее хозяином. Ей было бы приятно узнать, что на мистера Кордера, который был ведомым, хотя считал себя лидером, против его воли повлияла высокая похвала старика-соседа в адрес мисс Моул – похвала, которая прекрасно согласовывалась и с предупредительностью Сэмюэла Бленкинсопа, и с переданными им книгами, которые не ускользнули от внимания мистера Кордера, с привязанностью Уилфрида и Рут и зависимостью Этель от суждений экономки, а также с имением в Сомерсете, пусть и небольшим. Преподобный продолжал считать мистера Самсона сомнительным старикашкой с болтливым языком, который не уважает статус священника, однако это никак не повлияло на оценку женщины, инстинктивно не вызывавшей у него доверия. Мисс Моул, несомненно, была женщиной с характером, и преподобный лишь надеялся, что она не станет демонстрировать своенравие на приеме у миссис Спенсер-Смит, проявлять неожиданную смекалку в играх или вести себя чересчур бойко. Потому что, в конце концов, она всего лишь его экономка, и он не хотел бы, чтобы миссис Спенсер-Смит или мисс Пэтси Уизерс вообразили себе, будто мисс Моул является кем‐то большим. Он сожалел, что истинно христианское гостеприимство миссис Спенсер-Смит побудило ту включить мисс Моул в список приглашенных. Это бросало небольшую тень на вечер, которого он ждал не меньше своей старшей дочери и куда больше младшей. Мистер Кордер знал своих прихожан, любил их, когда стоял за кафедрой, и еще больше любил, когда выходил из-за нее; ему доставляло большое удовольствие демонстрировать им, как он с мальчишеским азартом играет в музыкальные стулья, участвует в шарадах или пляшет «Сэр Роджер де Каверли» [13] со слегка комической веселостью, прежде чем вечеринка подойдет к концу и завершится пением «Старых добрых времен».
Рут тоже хватало тревог о предстоящей вечеринке. Помимо обычных проблем с Этель, которая, как всегда, будет хихикать, натужно веселиться, наденет слишком много украшений и, вероятно, закатит истерику по пути домой, девочке еще предстояло притворяться, будто ее отец – весельчак по натуре, и постараться не стыдиться его сутаны; прибавьте к этому разочарование, что и дядя Джим будет в повседневной одежде, более того, весело признался, что парадного костюма у него нет уже много лет, не говоря уже о траурном шелковом платье мисс Моул с гагатовыми украшениями. Для Этель платье из китайского шелка наскоро сшила маленькая портниха, прихожанка молельного дома, а мисс Моул закончила платьице Рут, и это были самые красивые наряды в жизни обеих, а Говард собирался надеть смокинг, но общее впечатление о компании с Бересфорд-роуд будет безнадежно испорчено синей саржей дяди Джима и черным шелком мисс Моул. Сутана отца не имеет большого значения: его привыкли видеть в рясе, к тому же он священник, но любимый дядюшка в синем саржевом пиджаке с коротковатыми рукавами и мисс Моул – которая пообещала, что после вечеринки они обсудят каждую подробность, нашутятся и насмеются вволю, так что чем хуже окажется праздник, тем веселее будет потом, – так вот, мисс Моул в скромном наряде экономки и совсем уж ненарядный дядя Джим заставят их красивые платья выглядеть насмешкой, случайностью, которой, по сути, и являются. Вечно все как‐то неправильно, с тоской думала Рут. О таком выходном платье она мечтала всю жизнь и жаждала его надеть, несмотря на убогий фон, который составят взрослые, но ее нисколько не обмануло описание экономкой плисового платьица как предназначенного для более скромных праздников, когда шелковое покажется чересчур нарядным. Девочка знала, что мисс Моул втайне шила наряд для нее к вечеринке у Спенсер-Смитов и, должно быть, недосыпала ночей, чтобы успеть в срок. Оно тоже было миленькое, глубокого кораллового цвета, который нежно подсвечивал бледные щечки Рут, и к нему прилагалась ленточка для волос, потому что мисс Моул ничего не забывала, к тому же стоил подарок наверняка больше, чем экономка могла себе позволить. Рут понимала, что должна надеть его, а дяде Джиму она как‐нибудь объяснит свой выбор, да он, скорее всего, ничего и не заметит, поэтому девочка выложила оба платья на кровать и колебалась в окончательном решении. Ужасно, совершенно предательски было думать – а не думать она не могла, – что мисс Моул могла бы потратить время и деньги на собственный наряд, и тогда сейчас Рут была бы намного счастливее. И пока она стояла в нижней юбке, стараясь не расплакаться от сводящей с ума извращенности этой дилеммы, мисс Моул, которая поднималась к себе, чтобы переодеться, заглянула к подопечной в комнату, молча взяла плисовое платье и повесила в шкаф.