– Мне неприятно слышать, что вы употребляете такие выражения, – мягко пожурил ее отец, и мисс Моул, вошедшая в этот момент, шелестя шелковым платьем и зная, что выглядит мило и для всех это будет сюрпризом, спокойно сказала красивым грудным голосом, нарочно задействуя средние тона тембра:
– Боюсь, это мое выражение, но если бы вы ее слышали, тоже не смогли бы выразиться иначе.
– Но, Моули, на вас не черное платье! – вскрикнула Рут.
Наряд мисс Моул, старомодный и скромный, с длинными рукавами и маленьким круглым вырезом, был сшит из муарового шелка, который переливался от болотно-зеленого до коричневого в зависимости от того, как падал свет, и очень подходил к ее изменчивым глазам, а кружево из неокрашенного льна, подаренное мистером Самсоном, скалывала брошка Уилфрида.
– Нет, не черное, – подтвердила экономка. – Когда‐то это платье принадлежало старой леди с париками. Кажется, оно входило в ее свадебное приданое и прослужит вечно. Конечно, я его почистила и слегка перешила…
– Прекрасное старинное кружево, – одобрительно заметил дядя Джим.
– И какая интересная старая брошь, – похвалила Этель, с сомнением покосившись на собственные бусы.
– Да, – небрежно сказала Ханна, – и то, и другое переходит в семье по наследству уже несколько поколений.
Роберт Кордер ринулся прочь из гостиной. В его семье не водилось ни фамильных кружев, ни старинных украшений, и где, наконец, Говард? Преподобный ходил взад и вперед по коридору, а в гостиной беспокойно ерзала Этель и сверлила экономку мрачным взглядом Рут. Облегчение девочки при появлении мисс Моул было испорчено тревогой о Говарде, а теперь и дядя Джим заявил, что все‐таки отправится с ними на вечеринку и оплатит такси через Даунс, чтобы наверстать время опоздания и чтобы прически у девочек не растрепались. Никогда и ничего не происходит как положено, снова убедилась Рут, но ситуация слегка приблизилась к идеалу, когда в дом ворвался Говард и, без извинений промчавшись мимо отца, весело крикнул, что не заставит их ждать и пяти минут.
Глава 28
Говарду не следовало так беспечно болтать и выглядеть нисколько не пристыженным, когда он спустился в гостиную, но юноша казался таким необычайно оживленным и решительным, что упреки замерли на устах Роберта Кордера. Мисс Моул не следовало носить старинные кружева и выглядеть нисколько не обеспокоенной при мысли о том, что она будет гостьей миссис Спенсер-Смит, и ее двойной маскарад – экономки и дамы с небольшим состоянием – немало смущал. Преподобного злило, что его заставили сесть с мисс Моул в одну машину, в то время как шурин с детьми набились во вторую. Он в принципе возражал против такси, поскольку не мог позволить себе такую роскошь, и хотя платил не он, ему все равно не нравилась показная помпезность подобного прибытия. И на что Говард мог потратить пятнадцать шиллингов? Ничто из того, что могло понадобиться сыну, думал мистер Кордер, не может стоить таких денег; у мальчика слишком много свободных средств; но на что он их потратил и почему рассказал об этом Джиму?
– Примерно так я и думал, – проворчал шурин, садясь в такси.
Роберт Кордер ненавидел подслушивать куски разговоров, оставаясь в неведении относительно контекста, из которого они вырваны; он ненавидел фамильярную близость к мисс Моул и замер в напряженной позе на заднем сиденье, глядя в окно, в то время как экономка смотрела в другое.
– Мы уже скоро приедем, – тихо сказала она, будто хотела утешить хозяина. Или она сама нервничала больше, чем показывала, и нуждалась в небольшом ободрении? В свете фар проезжающего автомобиля мистер Кордер увидел ее профиль, кротко поникшее лицо, непокрытую голову, поднятый воротник пальто.
– Слишком скоро? – сочувственно спросил он.
– О нет. Я всегда хотела увидеть детей миссис Спенсер-Смит.
Он еще сильнее вжался в свой угол сиденья.
– Опасаетесь, что они не будут соответствовать пышности приема, я полагаю?
– Понятия не имею, – ответила она резче, чем хотела, и подумала о горшке с римскими гиацинтами, который проповедник подарил ей на Рождество.
Роберт Кордер опустил окно, чтобы посмотреть, следует ли за ними вторая машина; колеса такси хрустели гравием Спенсер-Смитов, а Лилия стояла на крыльце в окружении гигантских хризантем.