– Но где она?
– Не знаю.
– Тогда как ты можешь утверждать, что она придет через минуту?
– Она ведь захочет пообедать.
– Твои слова ввели нас в заблуждение. Ты сделал заявление, которое являлось не чем иным, как предположением. Если вас в Оксфорде учат подобным софизмам…
– О, я там многому научился, не только этому, – начал Говард, и два человека за столом ненадолго затаили дыхание, а потом дядя Джим добродушно сказал:
– Ну-ну, давайте снова нагрузим поднос и уберем индейку в духовку. Небо не упадет на землю, если Этель опоздает к столу на несколько минут.
– Я просто думаю о том, сколько хлопот мисс Моул доставило приготовление обеда.
– Об этом не беспокойтесь, – заявила Ханна, и ей захотелось переглянуться с Уилфридом. Заботливость в ее адрес всегда проявлялась у мистера Кордера в те моменты, когда он злился на кого‐то другого.
– Полагаю, она была на рождественской службе? – продолжил глава семейства.
– О да, она была на службе! – воскликнули Рут и Говард в страстном единодушии.
– Но не на нашей скамье.
– Нет, – начала первой Рут, и Говард уступил ей право рассказа. – Если Этель встречает кого‐то из клуба, она всегда садится с ними. Наверное, девушкам это нравится, – поразмыслив, добавила девочка, и отец бросил острый взгляд на ее невинно-задумчивое лицо.
– Что крайне неосмотрительно, – заметил он. – Теперь Этель придется есть остывшую еду. Начнем. Проси благословения, Рут.
Младшая повиновалась, невольно бормоча себе под нос: она не любила обращаться к Богу в семейном кругу, как не любила и слушать обращения отца с кафедры, но момент был неподходящим, чтобы множить проблемы. Даже такое формальное и опосредованное общение с высшей силой, осуществленное дочерью, как будто умерило раздражение преподобного, и Роберт Кордер не стал упрекать Этель, которая, раскрасневшись и запыхавшись, проскользнула на свое место в тот самый момент, когда Ханна, держа в руке разделочный нож, примеривалась, куда его вонзить.
– Тебе понравилось нынешнее исполнение рождественских гимнов, Этель?
– Очень! – снова хором ответили Рут и Говард.
– Я спрашивал не вас.
Этель ни физически, ни умственно не была приспособлена ко лжи; она не умела лгать не краснея, но сейчас, в порыве вдохновения, вызванном желанием защитить себя, инстинктивно выбрала единственный правильный ответ, способный пресечь дальнейшие расспросы по поводу пения, которого, как догадалась Ханна, преподобный и сам не слышал.
– Посредственно, – заявила Этель, закатив глаза.