– Понимаю, – кивнула она, а преподобный печально возразил с высоты опыта, в котором ей было отказано:
– И все же нет, не понимаете. Вы не родитель, мисс Моул.
Она искоса взглянула на хозяина.
– Вы многое принимаете как должное, – заметила она, стараясь не вздернуть презрительно верхнюю губу. – Но тут вы правы, – продолжила экономка со спокойствием, которое вызвало в мистере Кордере неудовольствие, однако он смолчал, – я не родитель. Я также не священник и не сын священника, и тем не менее… Ешьте, пожалуйста, бутерброды. Они с паштетом из ветчины и индейки. Очень вкусные. И для вас ситуация не настолько трудна, как кажется. – Она говорила тихонько, будто уговаривая ребенка вести себя хорошо. – Ваш сын получил внезапное предложение в Южной Африке, и жизнь под открытым небом, на природе по-настоящему подходит Говарду. Ему пришлось быстро принимать решение, поэтому мальчик телеграфировал свой ответ и сразу уехал; у него не было времени для объяснений.
– Так вот что стоило пятнадцать шиллингов, – пробормотал Роберт Кордер. – А как быть с миссис Спенсер-Смит, которая проявила к нам такую щедрость?
– Я расскажу ровно столько правды, сколько пойдет на пользу и ей, и вам. Так будет справедливо по отношению к вашей семье.
– Я верну деньги! – заявил он громко и решительно.
– Тогда ей не на что жаловаться, и вряд ли она станет. Доброй ночи, мистер Кордер.
– Доброй ночи, мисс Моул.
На этот раз проповедник не окликнул ее, она вернулась сама. Ханна стояла, сцепив руки в замок, робко улыбалась и выглядела мило и застенчиво; в этот момент экономка больше всего соответствовала представлениям мистера Кордера о том, какой должна быть женщина.
– Я тут подумала… – начала она, и Роберт Кордер спросил, подсознательно приготовившись защищаться:
– Ну что такое, мисс Моул, что случилось?
– Не могли бы вы притвориться, что злитесь не так сильно, как на самом деле?
– Я не злюсь, я обижен. – Молчание экономки подтвердило, что она приняла его парафраз, и тогда он добавил со своей обычной властностью: – И любое притворство не в моих правилах.
Ее глаза по-детски удивленно распахнулись, и от этого взгляда преподобному стало не по себе. Он уже достаточно узнал мисс Моул, чтобы ожидать резкой реакции, контрастирующей с выражением ее странного подвижного лица, но таковой не последовало.
– Я думала о Рут, – сказала экономка, – и об Этель. И да, ваша старшая дочь попросила меня называть ее по имени, – быстро среагировала она на поползшую вверх бровь. – Девочки очень несчастны.
– Ответственность за это лежит на моем сыне. Мы все вынуждены страдать.
– Не обязательно страдать, – заметила она. – Если вы не можете притвориться, единственное, что остается, это ничего не чувствовать. Нельзя, чтобы люди думали, будто ваш сын совершил дурной поступок. Не в вашем положении, – мягко добавила она. – А Этель и Рут очень за вас волнуются.
– Они этого не показывают.
– А! – воскликнула мисс Моул. – Это потому, что они вас немного побаиваются. Вы способны нагнать страху, мистер Кордер, уж простите меня за такие слова. Бедняжки сидят по комнатам, дрожат и стараются не плакать. Не могли бы вы дать им понять, что полностью контролируете ситуацию и девочкам достаточно лишь следовать вашим указаниям? Этель к тому же переживает из-за миссис Спенсер-Смит и не знает, что сказать ей и всем остальным.