Ханна поднялась к себе и остановилась посреди темной комнаты. Впервые она услышала собственную правдивую историю ушами Рут, и услышанное ей не понравилось, а девочка не стала повторять свое утверждение, что мисс Моул достаточно хороша для нее. Ханна онемела от потрясения, самые основания ее веры пошатнулись: то, что она видела как красоту, превратилось в уродство; даже само зрение девочки, возможно, неизлечимо помутнело или исказилось, и это была работа Ханны. Если не считать того, как прошлые поступки мисс Моул грозили сказаться на невинных, чего она и вообразить не могла, совесть не беспокоила Ханну. Она сожалела о своей неразумности, а не о целомудрии, которое, по ее мнению, не особенно‐то и пострадало. Она любила своего избранника и надеялась выйти за него замуж, но не считала свои надежды оправданием. Она и вовсе не нуждалась в оправдании. Ее ценности не совпадали с ценностями Роберта Кордера и прихожан молельного дома на Бересфорд-роуд, и она была искренне счастлива, что не связала себя узами законного брака, но чувствовала себя несчастной из-за того, что попыталась подменить незрелые представления Рут своим взрослым взглядом на вещи. Выводы, которые сделает Рут из всей истории, целиком и полностью будут зависеть от того, кто и как преподаст сюжет. Если девочка услышит его из уст отца или сестры, все счастливые часы, которые Ханна и Рут провели вместе, будут отравлены отвращением родных. И все же Ханна ободряла себя верой в независимость ума подопечной и ее естественную склонность поступать наперекор родственникам; к тому же многого отец с сестрой и не сумеют рассказать малышке. Мисс Моул таинственным образом исчезнет, ее имя перестанут упоминать в семье, но тайное неповиновение Рут только усилит ее молчаливую преданность. Однако девочка все равно может разочароваться, даже сохраняя верность. Ни одна женщина на свете, даже Ханна, имевшая обыкновение безразлично относиться к мнению окружающих, не радовалась бы перспективе быть ославленной как дурная женщина, но не о себе тревожилась экономка, а о том, какое влияние это окажет на Рут. Ханне казалось настолько несправедливым, что ее проступок десятилетней давности должен повлиять на ребенка, о чьем существовании она тогда даже не знала, настолько жестоким и неразумным, что рассудок отказывался нести тяжесть этой ответственности. И пока мисс Моул стояла посреди спальни, размышляя о немедленном побеге, обычное здравомыслие подталкивало ее сопротивляться искушению, которое, впрочем, было не слишком соблазнительным: куда она могла бы отправиться, да и разве пойдет на пользу Рут, если мисс Моул без боя оставит поле мистеру Пилгриму? И как знать, может, кузина Хильда спасет Ханну от него, как однажды спасла от быка. Нет, сказала себе экономка, раздеваясь в темноте, прояснившей ее мысли: худшее, что она может сейчас сделать, – это впустую растратить силы, ярко проявившиеся сегодня вечером. Благодаря ее усилиям Рут и Этель легли спать относительно счастливыми, хотя все ее расчеты оказались бы в высшей степени ошибочными, если бы Роберт Кордер не вернулся после беседы с Лилией в бодром настроении, потому что тогда мисс Моул с первой же почтой узнала бы, что впредь следует вести себя крайне осмотрительно. Ханна надеялась, что в ходе той беседы, направленной на взаимное облегчение принятия неизбежного, Роберт Кордер с воодушевлением отозвался о своей экономке. Это дало бы Лилии повод для беспокойства, усмехнулась она, ложась в постель, и на секунду у нее даже мелькнула мысль, что она почти готова пожертвовать собой и заключить брак с мистером Кордером, если бы такой шанс представился, – только ради того, чтобы сместить Лилию с позиции первой дамы прихода. Однако эта недолговечная радость не стоила вечного мученичества, и Ханна знала, что мистер Кордер и без того станет восхвалять ее, чтобы польстить Лилии, пребывая в счастливом неведении относительно своего неоплатного долга перед мисс Моул.
На следующий вечер хозяин так лучился самодовольством, что это было трудно вынести. Посторонний человек подумал бы, что преподобный лично спланировал побег сына, сделав миссис Спенсер-Смит соучастницей предприятия, и Ханне удалось еще раз заглянуть в личную жизнь миссис Кордер, которая увяла и даже умерла, пока ее муж продолжал пребывать в своих кротко-высокомерных заблуждениях. Лицо, глядящее из серебряной оправы, принадлежало женщине, которая обладала тонкостью восприятия и обнаружила бы больше правды в экстравагантных выдумках мистера Самсона, чем в интерпретации мыслей и поступков старика Робертом Кордером, но, несомненно, главной заботой супруги проповедника, как и желанием Ханны, было счастье детей, и она терпела мужа по необходимости, как терпят все жены.
Такова была точка зрения Ханны на отношения супругов, и дядя Джим не дал повода ее изменить или расширить. По крайней мере, на уловки экономки он не повелся. При всей своей прямоте капитан не был простаком; казалось, он легко угадывал, в какой момент разговор свернет на миссис Кордер, хотя Ханна могла начать издалека, и она оставила попытки. Завтра придется его провожать, но информации со дня приезда Джима Эрли не прибавилось ни на йоту, что было ужасно несправедливо, ведь он постоянно расспрашивал мисс Моул о сельском хозяйстве и выразил сожаление, что так и не смог посетить ее домик в деревне. И если в будущем ей захочется сменить арендатора, то он самая подходящая кандидатура. Капитан считал, что место для него идеальное: близко к Рэдстоу, и можно присматривать за Рут.
– Никто не знает, как жизнь повернется, – предупредила Ханна. – Оставьте мне на всякий случай свой адрес. Полагаю, – продолжила она задумчиво, – лет двадцать я еще проработаю. А вот мой арендатор вряд ли продержится так долго, так что, пока я тружусь, вы могли бы выплачивать мне арендную плату. Но учтите, за амортизацию своего имущества я назначу высокую цену. А потом, когда мне будет шестьдесят, выгоню вас и уйду на пенсию. Трудность только в том, что в случае потери этой работы другая может и не найтись.
– Почему вы должны ее потерять? Но послушайте, если это все‐таки случится, непременно сообщите мне. Я собираюсь еще немного побродить по свету, но мой банк найдет меня везде.
– Планируете похитить и Рут тоже? – холодно поинтересовалась Ханна.
– Попытаюсь, – признался он.
– А Этель?
– Вряд ли мне следует похищать Этель. Надеюсь, она выйдет замуж. Кто этот чернявый парень, который выставил себя таким дураком на вечеринке? Мне показалось, они с Этель довольно близко общаются.
– А вы бы хотели, чтобы она вышла за него?
– Я бы хотел, чтобы она вышла за кого угодно, лишь бы он не пил и не бил ее, – заявил капитан, отчего уважение Ханны к его прозорливости еще возросло.
– Но вполне вероятно, что мистер Кордер женится раньше. В приходе полно дам, которые готовы пройти половину пути ему навстречу.
– Да, на одну даже я обратил внимание, – проворчал мистер Эрли. – Покладистая блондиночка. Для Рут абсолютно бесполезная. Ей-богу, – добавил он, выбивая трубку о каминную решетку, – лучше бы вы сами вышли за Боба замуж.
– Ну конечно, ведь я на все готова, лишь бы угодить вам, – сухо отозвалась Ханна, но тут же, вспыхнув, воскликнула: – Клянусь, вы самый беспринципный человек, которого я когда‐либо встречала!
Глава 32
На несколько дней, прошедших между отъездом дяди Джима и возвращением Уилфрида, в доме Кордеров воцарилась неестественно теплая атмосфера. Этель, благодарная отцу за то, что тот не заставил ее страдать из-за Говарда, превратилась в жизнерадостную дочь снисходительного родителя, а Рут с цинизмом, который одновременно радовал и огорчал Ханну, наслаждалась каждым положительным моментом как сокровищем, потому что не верила, что идиллия затянется надолго. Роберт Кордер, однако, твердо занял позицию и сходить с нее не собирался, и Ханна, которая считала невозможным приписать проповеднику хороший мотив, если могла отыскать плохой, видела в последовательном поведении хозяина результат действия инстинкта самосохранения, который подсказал преподобному: если он хочет хорошо сыграть роль, надо играть ее все время. Не прошло и нескольких дней, как мистер Кордер слился с ролью полностью, и Ханна спрашивала себя, а так ли он в действительности пострадал от поступка Говарда и были ли вообще хоть какие‐то последствия для преподобного. Он был прелюбопытнейшем персонажем и, несмотря на вполне человеческие слабости, казался ей не вполне реальным, как ростовая кукла-марионетка, настолько похожая на человека, что сходство могло обмануть кого угодно, но потом, когда мистер Кордер входил в дом, экономке приходилось признавать, что он личность. Этель трепетала, стараясь угодить отцу; Рут была на страже, критически подмечая каждую деталь, да и сама Ханна отдавала хозяину дань, когда испытывала раздраженное удовольствие, наблюдая за ним, угадывая значение его взглядов и предсказывая реплики; на марионетку такой реакции не бывает. Преподобный впитывал подходящие ему внушения с той же легкостью, с какой вода окрашивается в любой цвет, и однако же и сам должен был обладать властью внушения, иначе люди не искали бы его внимания и не находили в нем утешение. На решение этой загадки ушла бы целая жизнь, а Ханна опасалась, что ее время истекает и песок почти высыпался (вдобавок хорошее настроение Этель объяснялось не одной лишь снисходительностью отца), и, видя, как безмолвно ускользают мгновения, мисс Моул попеременно то приходила в ярость, то забавлялась при мысли о том, что мистер Пилгрим несколькими словами способен превратить друга семьи в человека, которого следует избегать, хотя ее управление домом, умение экономить, стряпня и советы – все, что делало экономку полезной для Кордеров, – оставались неизменными. Но имелись еще кузина Хильда и слово Ханны против слова мистера Пилгрима, а поставить его в тупик для нее было делом чести, и поэтому она все время держалась настороже и в напряжении, хотя, кроме мистера Самсона, никто этого не замечал. Было бы утешением рассказать соседу всё; он выслушал бы ее со спасительным отсутствием удивления, однако, несмотря на здравомыслие старика, она не могла раскрыть ему свою маленькую тайну. На самом деле он был даже слишком в здравом уме и понял бы: что для него является безобидным проявлением естественного аппетита к жизни, для нее обладает духовной ценностью, которую она все еще старалась удержать.
Мисс Моул призналась, что устала, и мистер Самсон проворчал, беспокоясь о ней, что посоветовал этому вульгаризатору Библии хорошенько о ней позаботиться, и сказал бы ему гораздо больше, если бы не сама мисс Хитруля и маленькая остроумная девочка. Сосед не собирался создавать проблемы, которые обрушатся на головы домашних. И чего вообще хотел мистер Кордер, сунув нос к мистеру Самсону и разбудив его посреди дневного сна? Если бы старик не подумал, что явился посыльный с мясом для кошек, то вовсе не подошел бы к двери, но в итоге открыл, а преподобный стоит на ступеньках и ухмыляется, изображая из себя ангела-глашатая.
– Но я дал ему понять, что это вы ангел, как до вас – его жена. А я везучий старый черт, потому что под конец жизни мне посчастливилось встретить вас обеих. Признайтесь: глядя на меня, вы бы и не подумали, что мне нравятся такие, правда? Ну, честно говоря, мне всякие нравились, но живые – больше всего. Бойкий язык для меня полезнее смазливого личика. А вам нужно о себе заботиться. Как насчет бутылки портвейна, чтобы выпить втихаря?
– Нет-нет, это же семейство трезвенников, – раздался смех мисс Моул. – Правда, мистеру Кордеру пришлось употребить каплю бренди с рождественским пудингом. Но сейчас не нужен мне никакой портвейн. Я собираюсь взять выходной день и провести его за городом.
– Странный способ потратить выходной, – заметил мистер Самсон.
ebooksa