Мама не пытается остановить меня, пока я переодеваюсь. Даже не спрашивает, почему в дверях стоит Дазриэль и не сводит с меня взгляда. Она лишь смотрит на нас тусклыми глазами, этот удар она принимает с обычной покорностью. Но вот она поворачивает голову к окну и принимается разглядывать плывущие по небу облака. Теперь я смотрю на маму иначе, искра досады превращается в пламя.
Свой гнев я привык направлять на отца. Именно из-за того, что он не оставил наследства, мы влачим такое существование. Но сейчас у меня возник вопрос, почему она позволила ему так с нами обращаться? Почему не убедила обеспечить финансово? Она ведь могла на него повлиять.
Ведь когда-то он поселил нас в доме, пусть дальше от семьи и друзей, но все же. И выбрал для меня школу, которую оплачивал, и я учился среди представителей круга, к которому не принадлежал, для которых был диковинкой.
Когда отца не стало, наша жизнь изменилась в одно мгновение. Не было больше дома, школы, было задето и наше достоинство.
Перед глазами меняется картинка. Я вижу маму, лежащую не здесь, в нашей квартире, а на койке в каюте третьего класса, в которой помимо нас еще дюжина пассажиров до Порт-Наранды. Мы зажаты стенами узкого и тесного пространства, темноту в котором разгоняет единственный тусклый фонарь.
Всего за месяц до тех событий я ходил в одну школу с принцем, на которого теперь вынужден охотиться. Я спорил с товарищами о чем-то более важном, чем стоит ли посетить в выходной день ближайшую деревню.
Я был уверен, что никто из друзей не пытался мне помочь после того, как мы скатились на дно, а мама сделала то, что было нужно, – стойко приняла новые условия жизни. Но не стала ли она сама им причиной?
Не представляю, как поступить с тем, что мне известно о желании друзей помочь.
И можно ли верить Леандеру? Или он сказал это из чувства вины, просто оправдывая свое бездействие? Он не пришел ко мне, когда умер отец, хотя наверняка знал, как отвратительно мне тогда было осознавать, что он тоже меня бросил.
Внутри что-то болезненно сжимается, и я понимаю…
Я верю ему.
Я достаточно хорошо его знаю, чтобы видеть, когда он лжет, а когда говорит правду.
Значит, он передавал маме письма для меня, которые она прятала. Из-за своего горя от потери отца она хотела оборвать все связи с прошлым миром? Если да, то у нее получилось.
Возможно, мне и самому стоило поступить иначе: например, написать ему, когда мы перебрались в Мелласею. Не говоря уже о том, что я мог отказаться уезжать из Киркпула.
Мама шевелится в постели, я кошусь на нее и приседаю завязать шнурки. Жаль, что здесь Дазриэль, в его присутствии я не могу говорить с мамой об этом.
Придется ждать другого случая.
Я тянусь и беру ее за руку. Кожа сухая, как пергамент, и холодная. Я оказался между ней и Ласкией – более разных людей сложно найти.
Мама смиренно все принимает, и неважно, как факт или событие повлияют на нашу жизнь. Возможно, многое она сама спровоцировала, уверенная, что надо положить всему конец как можно скорее. И даже теперь, немощная, больная, не способная встать с постели, она готова ко всему, что таит для нас будущее. Она и не подумает сопротивляться.
Лаския же считает, что ты будешь иметь то, что взял сам, а не то, что тебе дали. Возможно, она безумна, но права в том, что пытается сама строить жизнь. Я не хотел бы оказаться на ее месте, но и на месте мамы тоже.
ebooksa