Смотритель

Джейкоб отложил письмо и стал слушать радио. Заиграла мелодия Артура Смита. Смит был родом из Каролины, и Джейкобу почудилось, что эта мелодия посвящена ему. Хоть слов и не было, музыка все равно звала его домой. Недель через десять он снова будет в Северной Каролине.

Он закрыл глаза и представил себе, как выходит из автобуса. Жаркое солнце, журчащий ручей, зеленые деревья. Каждый шаг будет напоминать, что его мир, настоящий мир, не изменился. Увидев дом, в котором живут они с Наоми, Джейкоб остановится и встанет на колени у ручья, опустит ладонь в воду, позволяя течению унести все воспоминания о Корее сначала в Мидл-Форк, а потом в Нью-Ривер, в Миссисипи и, наконец, в океан, где они и останутся навсегда. А он войдет в дом, где его будут ждать Наоми и ребенок.

На следующий день Джейкоб впервые вышел на улицу. На нем были тапочки и пижама, и, несмотря на теплый день, на плечи он накинул куртку. После корейских холодов ему казалось, что он никогда больше не сможет доверять погоде. Он сел у фонтана, в чаше которого языками пламени мелькали оранжевые рыбы. Джейкоб откинулся на спинку скамейки, подставляя лицо под лучи солнца. Капельницу с морфием сняли, и сознание было ясным как день. Даже после того как в декабре родители отказались помогать Наоми, в глубине души Джейкоб надеялся помириться с ними, но сейчас, как и тогда, на замерзшей реке, значение имела только Наоми. Они уедут, начнут новую жизнь. Нужно было сделать это раньше, как хотела Наоми. Возможно, они отправятся в Теннесси, поближе к ее сестре и отцу. Нет, решил Джейкоб. Они всегда смогут приезжать в гости, но жить лучше там, где нет холода и гор. Ему хотелось, чтобы ничто не напоминало о Корее, даже о ее географии.

Джейкоб встал со скамейки. Развернувшись, чтобы уйти в палату, он увидел, как медсестра указывает на него капеллану. Священник с мрачным видом направился к нему по дорожке.

– Прости, сынок. У меня дурные вести из дома.