– Нет, не говорили, – подтвердила Ханна с раздражающей улыбкой.
– Просто так вышло, что именно эта тема довела ситуацию до абсурда. Я коренным образом отличаюсь от мистера Кордера, и мне чужды доктрины учения, которое он проповедует.
– Именно, – поддакнула собеседница, – а потому вам стоит как можно скорее заявить о своей независимости. Вам сразу станет намного легче, разве нет? Кстати, как обстоят дела с шахматами?
– Я знал, что рано или поздно вы об этом спросите, – отметил мистер Бленкинсоп, стараясь не улыбнуться.
– А с загородными прогулками? – продолжила допрашивать Ханна. – Вы хотели бы спрятать свой свет под спудом, но миссис Гибсон выставляет его на всеобщее обозрение. Вы творите добрые дела украдкой и краснеете, если кто‐то об этом узнаёт.
– Нет, – с усилием произнес мистер Бленкинсоп, – боюсь, мои мотивы не вполне бескорыстны… – И он наверняка продолжил бы, но в этот момент кто‐то вошел в прихожую с улицы.
Ханна спешно отложила в сторону шитье и пожалела, что не может так же поступить с мистером Бленкинсопом.
– В каждой комнате, – сообщила она ему, посверкивая глазами, – должно быть два выхода. Если это мистер Кордер, что вы собираетесь делать?
– Пожелаю ему доброго вечера и откланяюсь.
– А как насчет меня?
– Вас?
– Вряд ли преподобный выразит одобрение, застав у себя в доме молодую старую деву вроде меня наедине с холостым джентльменом.
– Тогда преподобному придется с этим смириться, – заявил мистер Бленкинсоп, и Ханна как раз начала говорить ему, что преступно держать такой свободолюбивый дух в оковах банка, когда Роберт Кордер открыл дверь и вошел.
Глава 20
Мистер Бленкинсоп повел бы себя тактичнее и галантнее, объясни он свое присутствие тем, что ждал прихода хозяина дома. Однако ничего подобного он не сделал и, обменявшись рукопожатием с Робертом Кордером, удалился, а преподобный с обиженным видом скрылся у себя кабинете. У него была привычка сразу по возвращении домой отправляться прямиком в кабинет, если только шум в другой части дома не возбуждал в нем любопытства (а преподобный был от природы очень любопытен), и Ханна пожалела, что не попросила мистера Бленкинсопа говорить потише. Ей было жаль, что визит прервали на самом интересном месте, и хотя казалось странным, что мистер Бленкинсоп сам искал встречи с ней, Ханна, не отличаясь излишней скромностью, сочла это естественным: ее прежний сосед, сбитый с толку и обеспокоенный новой для него ситуацией, инстинктивно обратился к человеку, который способен понять его чувства. А она способна понять все что угодно, подумала Ханна, пребывая в каком‐то даже упоении. Она точно знала: сейчас Роберт Кордер пытается решить, стоит ли начать задавать вопросы, рискуя получить уклончивые ответы (а по сути – щелчок по носу, хотя преподобный такому не поверил бы), или дать выход своему раздражению в строгом выговоре, но так и не сможет определиться, пока не увидит ее. Конечно, возможность стать свидетельницей решения столь непростой задачи до определенной степени компенсировала уход мистера Бленкинсопа. Но, различив назревающий в душе бунт против необходимости навещать старую подругу тайком или принимать молодого друга под сенью неудовольствия Роберта Кордера, Ханна напомнила себе, что подобные непростые условия предотвращают скуку.
Последние две недели между ней и преподобным сохранялось шаткое перемирие, и мисс Моул уговаривала себя, что не хочет его нарушать, но и другую щеку подставлять не собирается: это по части профессии хозяина, а к ней отношения не имеет; и когда она принесла чай в кабинет и увидела, как преподобный что‐то пишет, сидя за столом, то подумала было, что тот подчинился христианским правилам, потому что мистер Кордер поднял голову и поблагодарил ее. Ханна даже почувствовала укол разочарования; однако, пока она не вышла за дверь, невозможно было знать наверняка, что хозяину нечего сказать. И верно: стоило ей взяться за дверную ручку, как он спросил неестественно высоким голосом:
– А как же Рут?
– Рут? – переспросила Ханна.
– Вы не забыли, что сегодня у нее школьный концерт? Или прекрасно об этом помните?
– Прекрасно помню.
ebooksa