Смотритель

22
18
20
22
24
26
28
30

– Может быть, в том свете мы увидим лишь добро в сердце друг друга, – сказала Наоми.

Блэкберн решил, что такое возможно. По воскресеньям, сидя на крыльце или стоя в церкви, он слышал от преподобного Ханниката примерно то же. Иногда Блэкберн наблюдал за светлячками и представлял себе, что это искры душ, надеющихся окунуться в свет. Может быть, трудности земной жизни должны пробудить чувство благодарности за то, что будет после нее. Блэкберн задумался над словами Джейкоба об огоньках на Браун-Маунтин. В рассказах людей встречались расхождения, но некоторые утверждали, что по склонам Браун-Маунтин блуждает только один огонек вроде того, что Уилки видел над могилой Шея Лири. Интересно, этот неведомый бродяга тоже восстанет в день воскрешения?

Где-то после полуночи ветка дуба царапнула по жестяной крыше домика, и Блэкберн беспокойно заворочался. В полусне ему явилось воспоминание: сильно болит горло. Так все и началось в то летнее утро, когда ему было десять. Родители решили, что это всего лишь сенная лихорадка, и отправили его доить корову, а потом в поле – собирать гусениц с табачных листьев. Блэкберн обошел всего один ряд кустов, а уже начал обливаться потом. Горло болело все сильнее, в висках стучало. Поле вокруг стало напоминать смолу, в которой вязли руки и ноги. Банка с гусеницами выскользнула из пальцев. Когда Блэкберн наклонился, чтобы поднять ее, ноги подкосились.

Отец был на соседнем поле. Блэкберн пытался позвать его, но каждое усилие, будто острый коготь, лишь раздирало горло. Лежа посреди рядов табака, он вспоминал свою одноклассницу Салли Уошберн и слово, которое боялись произнести даже взрослые. Однажды две девочки на перемене посмеялись над тем, как уродливо выглядят башмаки и скобы Салли, и это услышала мисс Джонс. Она сказала классу, что стержни в ортопедическом аппарате Салли не просто стальные или алюминиевые, а серебряные. «Разве не чудесно?» – спросила она у класса, и все закивали. Мисс Джонс называла ее Серебряная Салли, но, глядя, как на перемене девочка ковыляет к ближайшей скамейке, никто из учеников ей не завидовал.

Время шло, но никто так и не появился. Блэкберн слабел. У него сдавило горло. Не в силах поднять голову, он не видел почти ничего вокруг себя. Это пугало еще сильнее. Он вспомнил о детях, запертых в металлических трубах, а кое-кто – и в гробах. Одна его рука лежала на земле, и он вцепился пальцами в свежевспаханную землю. «Держись за нее и не отпускай», – приказал он себе.

Отец нашел мальчика через час и отнес домой. Мать положила на голову холодный компресс. На следующее утро врач в Уилксборо подтвердил диагноз: полиомиелит.

Целую неделю мир вокруг был словно подернут дымкой. Потом лихорадка отступила, но ноги казались чужими. Врач предположил, что здесь поможет мазь Слоуна, и каждое утро отец растирал ноги мальчика жгучим снадобьем. Он тер изо всех сил, и сначала было больно, но потом Блэкберн начал ощущать тепло, разливающееся по мускулам. Отец работал молча. Временами, когда он разминал кожу на ногах, не отрывая от нее взгляда, казалось, что он злится. Часть мази он втирал и в лицо сына, потому что с одной стороны губы изогнулись вверх. Веко обвисло, и Блэкберн испугался, что ослепнет и станет изучать окружающий мир с помощью белой трости, как тот человек, которого он однажды видел в Уилксборо.

Так прошел месяц. Отец заставлял Блэкберна пытаться ходить. Даже когда мальчик плакал и отказывался, отец поднимал его с кровати и поддерживал, пока Блэкберн переставлял ноги одну за другой. Постепенно ноги окрепли, хотя левую мальчик немного подволакивал, однако лицо осталось без изменений. Врач мог лишь предложить его родителям подождать и возблагодарить судьбу, что их сын способен дышать самостоятельно и его не требуется помещать для этого в специальный аппарат.

Глава 21

Когда Джейкоб вернулся с послеобеденной прогулки, на дорожке возле дома он увидел зеленый пикап. Наверное, воскресным днем кто-то приехал, чтобы взбодрить его, заставить делать хоть что-то, а не валяться большую часть дня в постели. «Ты выздоравливаешь», – заверил доктор Иган Джейкоба в присутствии его родителей в среду, отменяя назначенный ранее торазин. Но в результате вновь нахлынула скорбь. Подойдя поближе к пикапу, Джейкоб заметил в кузове машины тюк сена и вилы. Фермер. Значит, скорее всего, кто-то заехал по делу.

Джейкоб обогнул дом и, поднявшись на заднее крыльцо, прошел через кухню в свою комнату. Он уже собирался закрыть дверь, когда появилась мать.

– Кое-кто хочет повидаться с тобой, сынок.

– Я никого не хочу видеть, – ответил Джейкоб, но мать взяла его за руку.

– Все равно придется.

В гостиной напротив родителей сидел мужчина с пустой чашкой в руке. Он был одет в белую сорочку с узким черным галстуком и коричневые брюки. Похоже, в этом наряде он ходил в церковь, а сейчас чувствовал себя неловко. С загорелым лицом и кирпично-красной шеей, немногим старше Джейкоба, разве что лет на десять. На кофейном столике лежало письмо, которое сержант Абрамс написал родителям Джейкоба.

– Ты знаешь, кто это? – спросил отец.

Тут Джейкоб узнал гостя. Родители однажды показали на этого мужчину в городе и поведали о его героизме во время Второй мировой. Мужчина встал и протянул руку, на которой не хватало двух пальцев.

– Сет Нолан. Рад знакомству, Джейкоб.

Они обменялись рукопожатиями. Несмотря на отсутствие пальцев, хватка у Нолана была крепкая.

– Незачем было показывать это письмо, – сказал Джейкоб отцу.