Смотритель

– Там я убил человека. Я думаю о нем… о том, как убивал его. Он мне снится.

Нолан не отрываясь смотрел в ручей.

– И у меня так было. Они тоже снились, – медленно ответил Нолан. – И сейчас случается. Иногда сон так похож на явь, будто я снова их убиваю. Вот так-то. Но, хоть это было ужасно, я говорю себе: я убивал не по собственному выбору. Я не начинал эту проклятущую войну и не просил меня туда отправить. Я делал только то, что мне приказывала моя страна. Говорю себе, что… – Он бросил окурок на землю и растер каблуком. – Ты набожный человек?

– Раньше был, – сказал Джейкоб и кивнул на сорочку и галстук Нолана: – А вы, похоже, и до сих пор веруете.

– Не так, как до службы, – признался тот. – Когда я вернулся, все вокруг казалось бессмысленным. Однажды ко мне приехал дядя Зик; он служит священником в Чимни-Рок и участвовал в Первой мировой. Был ранен в битве при Белло-Вуд. В общем, я спросил у него, почему Бог такое допустил. Думал, дядя Зик ответит уклончиво, мол, пути Господни неисповедимы, но он подошел к вопросу со всей прямотой и рассказал, как в давние времена Бог настолько устал от поведения людей, что утопил всех, кроме обитателей ковчега. Потом все снова пошло хреново, и Бог решил попробовать по-другому. Он послал на землю собственного Сына в надежде, что к Нему прислушаются и возьмутся за ум. Мы оба знаем, что из этого вышло. Тогда Господь сказал: «Ну ладно. Можете не обращать на меня внимания. Я отойду в сторонку и позволю вам творить какие угодно мерзости, а потом поглядим, к чему это приведет». Только на сей раз не будет ни ковчега, ни Сына-Спасителя, во всяком случае, в нашей земной жизни. В общем, так считает дядя Зик, и это самое осмысленное из того, что я слышал.

Они вернулись в дом, где Нолан попрощался с родителями Джейкоба. Тот проводил его до пикапа.

– Спасибо, что поговорили со мной, – сказал он, пожимая Нолану руку.

– Мне только в радость. Надеюсь, ты скоро доберешься до общества ветеранов. Я там обычно бываю по вторникам и субботам. Поскольку на следующую среду выпадает Четвертое июля, с пяти до семи у нас будет барбекю. Обязательно приходи познакомиться с ребятами. В общем, если что, мой телефон есть в справочнике.

Джейкоб пошел в дом.

– Хорошо пообщались? – спросил отец.

– Да, – ответил Джейкоб.

– Мы рады, сынок. Ясное дело, что на войне случаются такие вещи, которые Сет может понять, а мы – нет.

Джейкоб просидел в своей комнате до ужина. После этого он отправился на кладбище. Как-то Блэкберн сказал ему, что люди часто разговаривают вслух с усопшими. Но то, что Джейкоб собирался сказать, он передаст ей как и получил: в молчании. Слева от могилы Наоми оставалось пустое место. Он легко мог бы оказаться рядом с ней. Знай он о смерти Наоми и ребенка в ту ночь на реке, он бы сдался. И сейчас Блэкберн заботился бы о них обоих.

Джейкоб вспомнил рассказ Сета о потерянной невесте и подумал, что они, наверное, были знакомы дольше, чем он сам с Наоми. Он представил, какие испытания этому человеку пришлось пережить в Европе. Правда, Сет не терял ребенка. Хотя другие теряли: перед глазами у Джейкоба стояли два камня рядом с могилой Наоми. «Может, твои страдания не такие уж и особенные, как тебе кажется», – сказал он себе. Но Наоми действительно была особенной, и этого его родителям было не понять. Она тоже многое перенесла, потеряла мать в четыре года, росла в бедности, окончила всего три класса, пока отец не заставил ее бросить школу, но, в отличие от Коры с Дэниелом, Наоми не считала, что жизнь хочет причинять только боль. Да, родители ошиблись насчет его жены, но вот насчет намерений жизни в конце концов оказались правы.

Вернувшись домой, Джейкоб собрал письма Наоми и перечитал их по порядку, доставая каждое из конверта и убирая обратно, прежде чем перейти к следующему. Последнее письмо, читать которое было больнее всего, пришло в госпиталь через три недели после страшных слов капеллана и родительской телеграммы. Увидев почерк, Джейкоб вскрыл конверт, думая, что их слова оказались неправдой, что, возможно, у Наоми действительно случился выкидыш, но погиб только ребенок, а не она сама.