Смотритель

Блэкберн дернулся. «Тут тебе не армия, и не надо мне приказывать», – хотелось ему сказать.

– Просто все получилось не так, как она надеялась, – произнес он в итоге, стараясь говорить спокойно. – В смысле, она надеялась, что ты всегда будешь рядом.

– Я и сам на это надеялся.

Джейкоб резким движением достал из кармана сигарету и нетерпеливо щелкнул зажигалкой. Когда табак разгорелся, подлетел светлячок, привлеченный мерцающим огоньком, и тут же метнулся прочь. Сигарета вроде бы успокоила Джейкоба, тело стало более расслабленным.

– Все еще по ночам кошмары мучают? – спросил Блэкберн.

– Теперь удается спать подольше, – вздохнул Джейкоб.

– Это хорошо.

– Когда мне снится кошмар, приходит папа и сидит возле кровати, иногда до самого утра. Никогда не думал, что он на такое способен, но вот же. С самого моего возвращения они очень добры ко мне. Мама готовит мою любимую еду и хвалит мою работу в магазине. Я знаю, что они пытаются смягчить случившееся с Наоми. Но в чем-то они нисколько не изменились. Мама рвется работать вместо меня во второй половине дня в пятницу и по субботам, чтобы дать мне больше «свободного» времени. Смешно, да? Они так хотели затащить меня в свой магазин, а теперь пытаются выставить оттуда… А вчера вечером сказали, что пора это снять, – Джейкоб поднес к огоньку сигареты палец с обручальным кольцом, – потому что оно заставляет меня думать о прошлом. Как будто дело только в кольце. Когда я приезжаю в Блоуинг-Рок, мне там любое место напоминает о Наоми и о том, как мы бывали там вместе. Можно снять кольцо с пальца и убрать в ящик, но нельзя заставить исчезнуть целый город.

Внизу, в доме Хэмптонов, на крыльце замигал свет. Джейкоб растер окурок каблуком. Блэкберн решил, что друг собирается встать и уйти, но тот медлил. Еще некоторое время они слушали ночь. В последние несколько вечеров в ночном хоре все отчетливее слышался стрекот кузнечиков.

– Вчера вечером я ходил на танцы в общество ветеранов вместе с Вероникой, – признался Джейкоб. – Мы там пробыли совсем недолго, потом я сказал, что хочу уйти. Наверное, она разозлилась, потому что специально купила новое платье. Но пока я вез ее домой, Вероника не сказала ни слова поперек. В общем, я позвонил ей сегодня утром и попросил прощения. Она держалась очень мило, сказала, что понимает, как мне сейчас тяжело. По словам Вероники, когда мы с Наоми сбежали, она винила в этом наших родителей: уж слишком настойчиво они сводили нас с Вероникой. Она решила, что я выбрал Наоми просто им назло. Но потом, встретив нас в городе и увидев, как мы счастливы, она поняла, что я женился по любви.

Джейкоб замолчал. Казалось, он ждал, что Блэкберн что-нибудь скажет, но тот сидел тихо. Ему казалось, что говорить о Веронике всего в нескольких метрах от могилы Наоми неуважительно.

– Есть мысли, которые я никак не могу привести в порядок, – продолжил Джейкоб. – Сет спросил меня, какой жизни я желал бы Наоми, если бы сам погиб в Корее, а она выжила бы. Знаю, я должен был ответить, что ей следовало бы снова выйти замуж, завести семью и получить все то, что могло бы быть у нас с ней. Но любить человека настолько сильно, чтобы пожелать ему создать семью с другим вместо тебя… это трудно.

Казалось, Джейкоб хотел добавить еще что-то, но передумал.

– Может, и не надо выбирать, кого любить, – произнес Блэкберн. – Может, сердце достаточно велико, чтобы вместить обоих.

– Где ты такого наслушался? – спросил Джейкоб.

– Чего наслушался?

– Что сердце может быть таким.

– Нигде, – ответил Блэкберн.

Джейкоб разинул рот.

– Ты чего? – покосился на него Блэкберн.