Смотритель

22
18
20
22
24
26
28
30

– Пойду поздно вечером.

– Все равно слишком рискованно.

– Я схожу на кладбище с твоей помощью или без. Доеду на автобусе, дальше пешком. Ты же знаешь, я не отступлюсь.

– Папа ни за что…

– Он ничего не узнает, – заверила Наоми, – если ты мне поможешь.

Теперь до годовщины свадьбы оставалось всего несколько дней. Одежду из каталога «Сирс» доставили домой к Лайле; фотографию, сделанную в Пуласки, оправили в овальную рамку со стеклом. Лайла все еще пыталась отговорить сестру от поездки, и не только из-за риска для Энни-Мэй. Лайла считала, что краткий брак подарил Наоми лишь проблеск любви, а не истинное глубокое чувство, которое растет годами. Но старшая сестра была права в том, что скоро на ферме понадобится еще одна пара рук. Их отец старел: в пояснице стреляло, пальцы опухли, сил поубавилось. Деньги Хэмптона помогут продержаться, но только какое-то время. Последние пару недель Наоми не открывала учебники. У Энни-Мэй были колики, но настоящая причина заключалась не в этом. Наоми устала мечтать. Разве жизнь не научила ее, что мечты ненадежны и легко разбиваются? Если бы только удалось поговорить с Блэкберном, он бы помог ей разобраться. «Не будь ты ему безразлична, он бы уже приехал», – уверяла Лайла. И все же… Блэкберн любил Джейкоба, как и сама Наоми. Он никогда не говорил этого вслух, но и так было ясно. А если бы Блэкберн увидел Энни-Мэй, полюбил бы и ее.

Черное платье и вуаль лежали дома у Лайлы. В браке Наоми с Джейкобом не было свадебного платья – только траурное. Она наденет его один раз и уберет. Сестра говорила, что деньги лучше потратить на Энни-Мэй, но Наоми не согласилась. Блэкберн верил, что мертвые на кладбище чувствуют такие знаки. Каждая нить черной ткани покажет Джейкобу глубину чувств, которые переполняют его вдову.

Пока отец работал в поле, а Энни-Мэй спала, Наоми перевернула фотографию и на обратной стороне написала слова, которые хотела передать Джейкобу, аккуратно выводя каждую букву и цифру, а потом спрятала овальную рамку под одеялами, дожидавшимися зимы. Потом она села на кровать. Наоми всегда знала, что жизнь будет трудной. Если есть вера, придет лучшее время, как поется в церковном гимне, без печалей и забот, но разве в земной жизни нет места радости? Или это тоже детская наивность? Лайла ошибалась, думая, что Наоми ощутила лишь проблеск любви. Для сердца полное осознание пришло только после утраты. Лайла этого не понимает. А если повезет, то никогда и не поймет.

Глава 32

В годовщину свадьбы Наоми и Джейкоба, как и 28 июля, Блэкберн проснулся от шума дождя. Он оделся и поел. Не в силах унять тревогу, пошел в церковь и натер скамьи льняным маслом. У алтаря было холодно. Впервые с марта может пригодиться печка. Не зная, чем еще заняться, он пошел в сарай и заточил лезвия газонокосилки. Агнес Диллард не принесла цветов на день рождения Наоми, но Блэкберн подумал, что сегодня это может произойти. Он не мог избавиться от ощущения, что вот-вот что-то случится, хотя утро и прошло спокойно.

Во второй половине дня дождь превратился в туманную морось. У кладовой над родником Блэкберн сорвал последние в этом сезоне лобелии. В такое время года найти высокие и яркие цветы было нетрудно. Он пошел на кладбище и заменил букет в вазе. Буря обломала ветки дуба, и Блэкберн убрал их, включая ту, что упала на могилу Шея Лири. Флюгер повернулся. Приближалась ясная погода.

Блэкберн как раз заканчивал ранний ужин, когда услышал скрип чугунных ворот. В окно он увидел Джейкоба, который шагал к центру кладбища с чем-то красным в руках. Блэкберн вышел на крыльцо. Несмотря на туман и холод, Джейкоб оставался до тех пор, пока сумрак дня не сгустился в ночную тьму. Блэкберн вернулся в дом и сварил кофе. Влажный и холодный ночной воздух просачивался внутрь. В июне, когда немного похолодало, Блэкберн пару раз разводил огонь в очаге, но запас дров с тех пор не пополнял. Оставалось всего несколько сосновых поленьев. Их должно было хватить. Блэкберн подложил под них газету и несколько щепок и чиркнул спичкой. Вскоре поленья разгорелись желтым пламенем.

Наконец зажегся фонарик Джейкоба, и его луч, словно трость слепого, принялся нащупывать дорогу среди камней. Блэкберн снова вышел на крыльцо. У выхода с кладбища Джейкоб остановился, положив ладонь на створку ворот, и немного постоял там. Потом очень медленно закрыл задвижку. Когда Джейкоб подошел ближе, Блэкберн увидел, что на нем нет ни шляпы, ни пиджака. Рубашка и брюки вымокли до нитки, волосы потускнели, губы приобрели синеватый оттенок.

– Заходи, обсушись, – предложил Блэкберн, спускаясь с крыльца. – Я сварил кофе и затопил очаг.

Несколько мгновений не было слышно ничего, кроме шума воды, лившейся по водостокам.

– Подходящая погодка для такого дня, – тихо произнес Джейкоб.

– Это верно, – согласился Блэкберн.

Джейкоб задрожал и обернулся в сторону кладбища, словно собираясь вернуться туда.

– Иди в дом, погрейся, – опять предложил Блэкберн.

Джейкоб стоял как вкопанный, пока друг не взял его под локоть.